Книга Янка - Тамара Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все из-за тебя! – прошептал он. – Если бы ты не напился, не полез бы в море!.. Ничего бы этого не было!
Он выхватил из кармана сердоликовый браслет и с размаху закинул его в воду. Далеко. Никому не достать.
Ветер срывал его слезы, будто вытирал их тяжелым жестким кулаком.
Таль выложил перед мамой и Анютой деньги. Злости уже не осталось. Гордости – тоже. Он чувствовал только страшную усталость. У него так было однажды – когда прыгнул с черешни и сломал обе руки. Его долго-долго везли в Симферополь, и боль была изматывающей, нудной. И он очень устал. Даже когда обезболивающее вкололи и уже ничего не чувствовалось, усталость не делась никуда. Такая неподъемная, будто никогда не сможешь стряхнуть ее, отдохнуть, вернуться к себе прежнему.
Мама быстро пересчитала деньги. Испуганно посмотрела на Таля:
– Сыночек… так много…
– Нормально. Я же целый месяц работал. Там тяжело. Поэтому и платят хорошо. Анютке вон сапоги нужны.
Анютка фыркнула. Она смотрела на Таля пристально, недоверчиво. «А если знает? Да ну, откуда?»
– Как твой супер-пупер-бизнес? – спросил он с издевкой.
Хотел с издевкой. Не очень получилось. Таль ощущал себя старым-старым. И мама, и Анюта сразу это почувствовали. Отец называл их «чуткие мои девочки». Талю вдруг очень захотелось спрятаться. «Я никогда им его не заменю».
– Зачем мне сапоги, мам? Давай лучше Талю новые джинсы купим и телефон.
– Не нужен мне телефон, – поморщился Таль. Она не понимала. Никто не понимал. Ему надо увидеть Янку. – В общем, делайте что хотите. Я пойду… я спать пойду.
Пока мама хлопотала над Талем, Анюта прибрала деньги и на столе во дворе разложила собранные с утра камешки. Их она собирала в Лягушке – так называли бухту, про которую никто из отдыхающих не знал, маленькую, с такой узкой полоской пляжа, что пройти, не замочив ног, невозможно. Зато белых плоских камешков там видимо-невидимо. И ракушек. Анюта открыла краски. Зеленая уже заканчивалась. И синяя. Теперь можно будет купить новые. Она нахмурилась. Не нравились ей эти деньги. Какие-то они… тревожные. Анюта не могла отделаться от странного чувства. Красная капля сорвалась с кисточки и капнула на камешек. А ведь она хотела нарисовать море.
– Ню-у-ута! – будто ветер по траве шорохом, ползком, ужом – голос от забора.
Анюта вздохнула. Опять пришел. Вот чего ему, а? Она вытерла руки полотенцем, вышла за калитку. Ванечка сидел на земле, перебирал траву вдоль дороги, будто волосы.
– Нюта, – расплылся в улыбке. Анюта села рядом. Уткнулась ему в плечо. Опять хотелось плакать.
– Сколько тебе лет, Вань? – спросила она вдруг.
– Нюта.
– Нюта, Нюта.
Он был большой. Выше Таля. И толстый. Он увидел ее на набережной, когда она продавала камешки. Подошел и стал перебирать. Молча. Анюта даже испугалась. Но тут же подбежала к нему женщина, из курортников, из тех, у кого достаток даже на лице написан, в малиновой широкополой шляпе, и заговорила, замолотила языком, будто этими словами старалась успокоить Анюту и весь мир:
– Ванечка, детка, вот ты где! Что же ты бросил маму! Нельзя от мамы убегать, мама волнуется! Ванюша, зайчонок, пойдем, не надо, брось эти игрушки… ты, девочка, не бойся, он безобидный у нас, просто болеет. Какие красивые рисунки! Это ты рисовала? Какая молодец! Видишь, Ванечка, какая девочка молодец, как хорошо рисует! Пойдем, солнышко, мама купит тебе краски…
– Купит, – огромный Ваня с лицом пятилетнего ткнул в Анютины камешки.
– Купит, купит, купит Ванечке краски…
– Купит.
Он не собирался с ней идти без Анютиных камешков.
– О, боже мой, малыш…
– Купит!
– Купит, купит! Тебя как зовут, девочка?
– Анюта, – а голос почему-то тихий, не ее голос.
– Почем твои… творения? Выбирай, Ванечка, тебе Анюта нарисовала…
– Нюта. Купит.
– Анюта нарисовала, а мы купим, да. Выбирай.
Большой мягкой ладонью Ванечка смел все камешки со стола в подставленную мамой сумку.
– Зачем тебе столько? Хорошо, хорошо! Сколько их было?
– Я… – Анюта смотрела, как Ванечка достал из сумки горсть камешков и перебирает их, разглядывает. – Я не знаю… берите так. Бесплатно.
Ванечкина мама посмотрела на нее с презрением.
– Дорогая моя, мы не нищие. Сколько их было?
– Четырнадцать.
Ванина мама считала быстро. Она выложила на столик деньги и, взяв сына под руку, потащила его с набережной. Анюта смотрела им вслед.
А наутро они снова пришли.
– Нюта.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, девочка. Что я могу поделать, ему нравятся твои камешки.
Они опять купили все. И приходили каждый день. Анюта узнала, что они из Новосибирска, что им посоветовали жить здесь летом, потому что здешний климат и купание в море полезны для Ванечки. И что папа у них много работает, потому что Ванечке нужны дорогие лекарства. И что он целыми днями играет с Анютины камешками, ни о чем больше слышать не хочет, перебирает их, разглядывает, строит пирамидки.
Анюта раскрашивала камешки каждый день. Раньше она рисовала только местные пейзажики, их охотнее брали, но теперь, для Ванечки, на камешках вырастали цветы и деревья, гуляли львы и жирафы, стояли замки и танцевали дети. Как-то случайно Ванечка узнал, где она живет, и теперь при первом удобном случае сбегал от мамы.
Анюта не знала, сколько ему лет на самом деле. Не знала, сколько лет в его голове. Не знала, почему он такой. Но когда у забора слышалось «Ню-у-у-ута», она брала разрисованные камешки и выходила. И вела Ванечку к его маме. И выслушивала жалобы, мол, как же они повезут все эти булыжники домой, он ведь ни за что не согласится их оставить.
– Я сегодня ничего не нарисовала, – сказала Анюта и протянула Ванечке камешек, на который капнула красная краска. Она еще не застыла, скатилась дорожкой до края. Ванечка взял его и вдруг положил за щеку.
– Пойдем, – сказала Анюта, – я тебя провожу. А завтра нарисую тебе дельфина. И лошадь. Хочешь лошадь?
– Нюта.
– Да, Нюта нарисует.
Анюта оглянулась на дом. Окна были пусты. Таль спит, мама, наверное, кормит Пашуню, Маруся возится в песочнице. Никто не знает об Анютиной тайне. Об ее удачном бизнесе.
«О-о-о-о! Слушай, подруга, ты как хочешь, но походы – это не мое. Капец, как у меня все болит! А попа просто квадратная!»
