Книга Абордажная доля - Дарья Кузнецова

«Экзамены», которыми пугал Серый, меня тревожили мало. Не думаю, что там есть нечто такое, с чем я не сумею сладить: я крепче капитана во всех смыслах, и если он сам, как я понимаю, прошел когда-то это испытание, то и я выдержу. Гораздо любопытней было все-таки добраться до секретов «невидимок» и выяснить личности экзаменаторов, которыми вряд ли являлись другие пираты. Сложная автоматика? Или впрямь чересчур развитые ксеносы? Может быть, вот только зачем им это?

От ответов меня отделяла неделя пути до «Тортуги». По сравнению с годами — срок недолгий, но что-то подсказывало, что они будут самыми тяжелыми. Сложнее всего ждать, когда цель близко и пальцы подрагивают от нетерпения, но одновременно с этим трудно поверить, что все на самом деле так.

Впрочем, ерунда это, глупые мысли для заполнения пустоты. В любом случае я буду ждать столько, сколько потребуется, и так, как будет нужно. Тем более что у меня, вон, и развлечение появилось. Только что с ним делать на «Тортуге»? И как распорядиться девчонкой в случае, если я все же провалю экзамен?

Мысли о благополучии ценного приобретения были странными и непривычными, но на удивление уместными: лучше отвлечься на такие мелочи, чтобы не гонять в голове возможные сценарии развития событий, для построения которых у меня не имелось ни малейшей базы.

Алису я застал в полумраке под «звездным небом» — девушка давно догадалась, как можно вывести картинку на потолок вместо стены. Под адажио бессмертной токкаты ре минор Баха девушка лежала на кровати, на спине, раскинув руки, и бездумно пялилась в потолок. Кажется, на этот раз ее настроение полностью отвечало моему видению мизансцены.

Коробки с лекарствами остались неразобранными.

— Это еще что за серость минорная? — насмешливо спросил я.

Алиса, не заметившая моего появления, дернулась от неожиданности, резко села и, поймав мой взгляд, поспешно сползла с постели.

— Прости, мне вдруг стало как-то тоскливо, — смущенно отмахнулась она, изображая бурную деятельность: уселась на полу между свертками, открыла пару ящиков для хранения этого богатства и принялась перекладывать коробки с места на место. Хотя, может быть, в действиях и имелась какая-то система.

Я приблизился, сел на край кровати, стал с интересом рассматривать разномастные контейнеры, а девушка, кажется, не выдержав тишины, принялась торопливо пояснять:

— Я тебе верю. Почти. Ты хороший и очень добр ко мне, не подумай, что я этого не вижу и не понимаю. Но тут накатило вдруг, захотелось почувствовать свободу, а этот вид — он как-то настраивает, дарит ощущение…

— Иллюзию, — поморщившись, оборвал я. Бросил взгляд на потолок и скомандовал убрать картинку. Музыка по моему приказу смолкла еще раньше.

— Что? — в замешательстве переспросила Алиса.

— Звезды дают иллюзию свободы, — пояснил я. Подобрал какую-то коробку, повертел в руках, глянул название, чтобы тут же его забыть, аккуратно положил на место и спросил, нарушив повисшую тишину: — Когда будем ставить надо мной эксперименты?

— А сколько у нас на них времени? — спросила девушка.

— Ну, до «Тортуги» неделя, было бы неплохо управиться. Заодно какое-никакое развлечение будет на это время.

— Ну, нет, на неделю вряд ли удастся растянуть, — отстранение улыбнулась она, сложила спаянную цепочку крошечных пластиковых капсул с какой-то жидкостью в один из отсеков большого контейнера, выставила температурный режим. Потянулась за следующей упаковкой и, покосившись на меня, осторожно уточнила: — Ты поэтому их не любишь? Звезды.

Я непроизвольно метнул взгляд на стену, которую большую часть времени украшало почти живое изображение, и, пожав плечами, ответил:

— Можно сказать и так. Если смотреть шире, то я не люблю их за лживость. Как сказал один давно покойный романтик, звезды похожи на глаза жестоких ветреных красавиц: подмигивают издалека, а стоит приблизиться — делаются холодными и насмешливыми, — проговорил задумчиво и подытожил: — В общем, не складывается у меня с ними.

— Ты совсем не похож на пирата, — наконец высказалась девушка.

— Что, экипаж транспортника больше не снится? — уточнил я со спокойной насмешкой.

Алиса ответила быстрым непонятным взглядом, но продолжать разговор не стала. Обиделась? Ну, это к лучшему, не стоит забываться. И ей, и мне.

Начинаю понимать Серого и задумываться о справедливости его пророчества — о том, что женщина на корабле к беде. Что-то я совсем с этой рыжей расслабился и размяк. Еще немного — начну с апломбом цитировать стихи, хорошо, если не писать. «И душа моя из тени, что волнуется всегда…»[23] Впрочем, последним недугом я никогда не страдал, а сейчас начинать уже поздновато.

А с другой стороны, что в этом странного и столь уж ужасного? Ну, потянуло на лирику. Что поделать, многолетние привычки, да еще детские, почти невозможно вытравить, как ни старайся. И совсем уж неудивительно, что случилось все это из-за присутствия Алисы: за последний год это первый… простой человек в моем окружении. То есть некто, от кого мне ничего толком не надо, кто не несет угрозы и с кем меня связывают не срочные важные дела, а пустая болтовня и одна комната на двоих. Можно расслабиться немного перед последним решительным рывком.

Конец дня мы провели в тишине. Алиса не то чтобы дулась, но была хмурой, задумчивой и явно не желала разговаривать, а я не настаивал: через корабль подключился к инфосети и лениво пополнял запасы развлечений. Такие запросы, в отличие от прямых, не несли отпечатка личности, но сейчас меня это вполне устраивало.

О разговоре с родными девушка не напомнила, я сам у нее спросил. Отказываться, конечно, не стала, терминалом воспользовалась. Правда, на вызов никто не ответил, что, впрочем, не удивило: если корабля еще не хватились, то и беспокоиться родне не о чем. Моя абордажная доля, кажется, обрадовалась молчанию отца и рассказала о своих приключениях, записав голографическую проекцию. Соврала, что полетела на другом корабле и вообще решила начать новую жизнь в космосе.

А наутро она не то оттаяла, не то переосмыслила что-то, не то взял свое характер — Алиса производила впечатление человека неунывающего и не способного подолгу сохранять пасмурное настроение, — но в целом девушка вела себя обычно. Уже знакомое чувство вины, правда, иногда ее покусывало, отзываясь у меня в горле легким перцовым жжением, но было ненавязчивым и недолгим, так что не утомляло, а разнообразило жизнь.

Правда, после знакомства с Морецким Алиса, обращаясь ко мне, постоянно сбивалась с имени на кличку, но я не одергивал. К прозвищу я привык, а все остальное тоже не являлось секретом. Хотя слышать свое имя из уст девчонки, да еще на корабле, было непривычно и странно: я слишком отвык от него и не сразу начал реагировать.