Книга Тихий центр - Тамара Лисицкая

Оля спустилась на первый этаж. Долго думала, надо ли заходить в безумную четвертую квартиру, потом решила, что не надо. Вообще, это глупость, нонсенс, бред — надеяться, что в этом нечистом месте будет нормальная одежда. То есть термин «нормальная» здесь вообще не применим. Стоит призадуматься над тем, насколько это вообще одежда?! Оля, с ее тонким вкусом и талией, с ее умением находить самую дорогую из всех качественных и самую качественную из всех дорогих вещей, — что она тут делает, на этом первом этаже? Уйти немедленно! Уйти и вымыть руки! Хэллоуин у них! В клуб идите и там цивилизованно отмечайте! Гадость какая — «модная одежда из Америки»! Уйти, и никогда больше…

Тут заскрипела дверь квартиры актрисы, и показалась рука Тани. Танину руку легко можно было узнать из тысячи по отсутствию ногтей и наличию чернильных пятен. А вслед за рукой по всем законам анатомии должна была показаться и сама Таня — немытая корова, серая гнусь, оккупировавшая Олину мечту, Игоря.

И Оля немедленно вошла в квартиру номер четыре. Лучше встретить Митю, чем Таню.

Уже через мгновение она забыла и о Тане, и о сомнениях даже об Игоре — вокруг был карнавал. Перья, ковбойские шляпы диких расцветок, кожаные штаны с енотовыми хвостиками на попе — ох, как эта развесистая благодать зацепила эстетку Олю! Она схватила что-то веселенькое, начала вертеть, щупать. Да, ношеный Китай, ширпотреб, пакость, но как веселенько!

— Америка! — сказали рядом.

Это ненормальная жена Мити.

— Алена, да?

— Алия, — благосклонно пыхнула сигареткой хозяйка. — Только утром из аэропорта привезли.

— Ну, это не показатель, — на всякий случай объяснила Оля, — лично я одежду по другим параметрам оцениваю!

— Я знаю, — Алия была чудесно спокойна. — Смотри, какие сапоги!

Да, такие сапоги в порядочном бутике не предложат. Порнографические, маскарадные сапоги до пояса…

— Да, забавно.

— Цены низкие.

— А что, у вас там поставщики?

— У нас там друзья.

— И часто вы это… одеждой торгуете?

— А мы чем только не торгуем, — многозначительно улыбнулась восточная женщина. — Водки хочешь?

— Водки?

— Да.

— Нет, — Оля засмеялась, — я по утрам не пью водку!

— С чаем.

— Да вы чего? — Оля все больше удивлялась эксклюзиву ситуации. — Я не пью водку в принципе! Ни с чаем, ни с огурцами, ни с блинами, ни с суши, ни с…

— Об Игоре поговорить не хочешь?

Тут Оля поняла, что иногда водку пить полезно.

Алия просто пошла на кухню, даже не обернулась, а Оля, как зайчик, двинулась следом. Сели за жутко захламленный стол.

— Некогда убирать, — Алия сдвинула горку чего-то в сторону, — я работаю в три смены.

— В три? Где?

— На рынке, в магазине, дома вот… Надо деньги зарабатывать, детей кормить!

— Детей? А, да, у вас же дети… Мальчик и мальчик.

— С папой на концерте сейчас.

— На каком концерте?

— В филармонии, скрипач какой-то приехал.

Оля решила, что дальше она не будет пытаться постичь мораль этих местных людей. Пусть пьют, извращаются, а после этого ходят на концерты скрипачей. Пусть. Это их национальное, Оле не обязательно понимать.

Надо поговорить об Игоре.

Алия начала наколдовывать чай. Или как это там называлось. У восточной женщины был широкий зад и худые плечи. Даже странно, как можно было с таким задом подцепить довольно симпатичного Митю.

— А ты… туркменка?

— Папа азербайджанец, мама цыганка.

— Ничего себе, помесь!

— Да! — Алия кивнула, отчего ее межнациональный зад сочно колыхнулся. — Митя мой русский, мама его — украинка.

— Вы потому и детей решили назвать так, чтоб никому не обидно было?

— Нет. Просто не хотели называть скучно. Тристан — красивое имя. Эрик тоже.

— Красивые, да, — Оля хотела добавить, что отчество Дмитриевич тоже очень симпатично ложится рядом, но ей подали чай.

Выпили чаю.

А зачем Оля его пила? На тридцатой секунде, когда стало как-то слишком уж горячо, ужасно захотелось прилечь, посмотреть в потолок. Но нельзя — была же суперцель, какая-то суперцель.

— Про Игоря хотели поговорить! — напомнила Алия.

Да, точно, Оля кивнула.

— Мы здесь пять лет живем, — Алия задумчиво затянулась сигаретой. — Пять лет. Сначала это была квартира друга, потом он уехал в Америку, квартиру нам отдал. Вы, говорит, люди хорошие, семейные, вам квартира нужна. Вот, живем, а соседи до сих пор толком не могут запомнить, как зовут!

Оля посмотрела, что Алия смеется, и тоже улыбнулась.

— Трудно в наше время жить, детей растить. У нас никого нет. Ни у меня, ни у Мити нет никого. Детям бабушка нужна. У тебя была бабушка?

А была ли бабушка? Оля напряглась — действительно, как интересно! Должна же была быть какая-нибудь бабушка?

— Ой, у меня вообще все так запутано… Трудное детство…

— Ну да. Это у всех… Но бабушка детям очень нужна. У моих детей нет бабушки.

Оля рассматривала пальцы Алии, большие перстни недорогого характера, очень яркие, красные ногти, темную кожу со следами жизни. Красные ногти и следы жизни…

— Слушай, а что, в чае в этом какой-то наркотик, да? Мне чего-то как-то совсем смешно стало…

— Нет! — Алия замахала перстнями. — Тут просто настоящий, хороший чай, специи и водка! Это ты худая, быстро пьянеешь!

— Слушай, у меня все кругом.

— А, пройдет… Наркотики я не разрешаю. Бог не любит тех, кто принимает наркотики. Митя мой траву курит. Ему от нее легче. Он умный у меня, талантливый, только ему пространства не хватает. Развернуться ему с его талантом негде — вот и курит. Я его скоро прогоню, если не перестанет. Как выкурит, так сумасшедший становится, хочет улететь. Я против, мне не нравится. Я ему говорю: «Митя, она тебя убьет! А если не она, я тебя сама убью! Дети у нас!»

Оля кивала, кивала, и ничего не запоминала, слова скользили мимо.

— Талантливым мужчинам трудно смириться и жить скучно. А чаще всего приходится жить очень скучно, выживать… Тебе вот тоже не хочется жить скучно, да? И Игорю…

Игорь!!! Вот оно, зерно!

— Игорь красивый, — Алия посмотрела на Олю, глубоко посмотрела. — Игорь очень красивый. Хотел победить весь мир, играл на своей гитаре и играл. Митя мой в музыке разбирается, сказал, что Игорь играет, как бог. Только никому здесь бог без связей и денег не нужен. Игорь стал злой, он не верит в себя, не верит другим, в любовь не верит.