Книга Почему существует наш мир? - Джим Холт

Итак, гипотеза Бога в самом деле обладает некоторой простотой. Однако Бог, по Суинберну, не просто бесконечная субстанция – Он также вмешивается в историю человечества: внимает молитвам, открывает истину, творит чудеса и даже воплощает себя в человеческом теле. Этот Бог действует в соответствии со сложными целями. Но разве способность к действиям по достижению сложных целей не предполагает соответствующей сложности того, кто действует? Я заметил, что Суинберн действительно исходит из такого предположения в некоторых из своих работ. Например, в эссе, написанном в 1989 году, он замечает, что мы, люди, можем иметь сложные верования и цели только благодаря нашему сложно устроенному мозгу63. Значит, чтобы достичь своих целей, Бог должен быть очень сложно – практически бесконечно сложно! – устроен, разве не так?

Этот вопрос заставляет Суинберна нахмуриться, но через мгновение его лоб снова разглаживается.

– Чтобы взаимодействовать с миром и приносить пользу друг другу, людям нужны тела, – отвечает он. – Отсюда и необходимость сложно устроенного мозга. Однако Богу не требуются ни тело, ни мозг. Он воздействует на мир напрямую.

– Но тогда, – возразил я, – если Бог сотворил мир с некой целью, если у Него есть сложные планы в отношении своих созданий, то Его мозг должен содержать сложные мысли, то есть божественный «мозг», даже если он нематериальный, все равно должен быть сложным средством отображения, верно?

– С точки зрения логики, нет необходимости обладать каким бы то ни было мозгом, чтобы иметь убеждения или цели, – ответил Суинберн. – Бог способен видеть все сущее без мозга.

– Разве способность видеть все сущее, с помощью мозга или без него, не предполагает нечто, помимо простоты? Если Бог обладает внутренним знанием всего мира, то сложность Его внутренней структуры должна быть как минимум равна сложности мира.

Суинберн задумчиво потер подбородок:

– Я вижу, к чему вы клоните. Однако есть множество вещей, которые я могу делать, не задумываясь о том, как я это делаю, – например, завязывать шнурки.

– Да, – согласился я, – но вы можете завязать шнурки только потому, что в вашем мозгу есть сложные нейронные сети.

– Это верно. Однако моя способность завязать шнурки не задумываясь – это один факт, а протекание определенных процессов в моем мозгу – это другой факт. Оба факта верны, но необязательно взаимосвязаны.

Я хотел было возразить против столь странного параллелизма между сознанием и телом (Суинберн явно считал, что умственные процессы протекают как-то независимо от процессов в мозгу), но побоялся, что начинаю надоедать ему.

– Давайте я сформулирую это несколько иначе, по аналогии, – предложил Суинберн. – Некоторые, вроде Докинза, могут заявить, что наука никогда не предполагает никаких «всеобъемлющих» свойств, например всеобъемлющего знания или всеобъемлющего могущества, которые мы приписываем Богу. Тем не менее взгляните на теорию гравитации Ньютона, которая постулирует, что каждая частица во Вселенной одновременно создает гравитационную силу и подчиняется ей, причем сила эта бесконечна: каждая частица влияет на все другие частицы во Вселенной, независимо от расстояния до них. Получается, что серьезные физики приписывают бесконечное могущество крохотным частицам. В науке считается вполне допустимым наделять всеобъемлющими свойствами очень простые объекты.

В вопросе простоты мы явно зашли в тупик, поэтому я попытался найти другое слабое место в рассуждениях Суинберна:

– Мне кажется, что Бог в вашем представлении ближе к абстрактному онтологическому принципу, чем к небесному Отцу, которому молятся верующие. Вполне может существовать, как вы и говорите, в высшей степени простая сущность, которая объясняет существование и природу Вселенной – и даже имеет некоторые личностные качества. Однако считать эту сущность эквивалентной той, которой поклоняются в церкви, похоже на притягивание за уши. Легко видеть, как современные религии выросли из анимистических культов и стали более сложными, как магические представления о мире превратились в научные, но эти примитивные культы не имели трансцендентальной основы.

– Я так не думаю, – довольно резко возразил Суинберн. – Я считаю, что трансцендентность присутствовала всегда. Бог в Новом и частично в Ветхом Завете является всемогущим, всеведущим и всеблагим Создателем. Уже во времена пророка Иеремии можно найти представления о том, что видимый мир содержит свидетельство трансцендентности. Иеремия говорит о «завете о дне и завете о ночи», которые создал Господь. Это значит, что регулярная смена дня и ночи показывает надежность Создателя. По сути, именно это – то, что философы называют «телеологическим доводом», – является одним из основных аргументов в пользу существования Бога. В раннем христианстве, иудаизме и исламе присутствует такой тип трансцендентного мышления на заднем плане, на нем просто не заостряют внимание, потому что в те времена вопрос был не в том, существует ли бог, а в том, какой Он и что Он сделал.

– Однако почему те, кто не был воспитан в одной из этих традиций, должен верить в такого бога, который обращает внимание на них и их судьбы? Почему не абстрактный и ни во что не вмешивающийся бог деистов XVIII века или не безличный бог Спинозы?

– А потому, – ответил Суинберн, – что эти концепции не принимают всерьез бесконечную доброту Создателя. Что сделал бы добрый Бог? Вряд ли бы Он создал Вселенную, а потом забыл о ней. Родители, не заботящиеся о своих детях, не очень хорошие родители. Естественно ожидать, что Бог поддерживает связь со Своими созданиями, и если что-то идет не так, то помогает людям исправить это. Он будет взаимодействовать со Своим творением, но не слишком очевидным образом. Как заведено у хороших родителей, Его будут раздирать сомнения: чрезмерно Он вмешивается в жизнь чада или недостаточно. Ему хочется, чтобы люди сами работали над своей судьбой, отличали добро от зла и так далее, без Его постоянного вмешательства. Поэтому Он будет держаться на расстоянии. С другой стороны, если в мире слишком много греха, Он захочет помочь людям справиться с этим, особенно тем, кто просит о помощи. Он слышит их молитвы и иногда отвечает на них.

Я упомянул, что, по мнению некоторых философов, Вселенную создал не Бог-создатель, а некий абстрактный принцип добра – именно так считал Платон.

– С философской точки зрения, платоновский принцип добра весьма подозрителен, – возразил Суинберн. – Но лично я, как христианин, особенно с ним не согласен. Подобный абстрактный принцип добра неспособен объяснить проблему зла. Как мы знаем, в мире существуют зло и страдание. У меня есть теодицея – оправдание того, почему Господь позволяет зло. Я думаю, что зло позволено, потому что оно логически необходимо для существования определенных типов добра, возникающих из нашего обладания свободой воли. Бог всемогущ. Он может совершить все что угодно, что логически возможно со вершить. И для Него логически невозможно дать нам свободу воли и одновременно сделать так, чтобы мы всегда использовали ее правильно.

Суинберн замолчал и сделал глоток из чашки с чаем. Когда он заговорил вновь, его тон был почти назидательным: