Книга В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен

Но наш путь продолжался. За окнами снова мелькали убогие деревянные домишки, рядом с которыми порою стояли вооруженные караульные вермахта. Также по пути мы увидели, выложенную черными камнями надпись для тех, кто возвращался на поездах в Германию: «Передайте Рейну привет от нас!» Чем дальше поезд уносил нас на восток, тем становилось холоднее. Особенно это ощущали те, кого назначали в караул. Они дежурили в тамбурах, где их насквозь пронзал ледяной ветер. Но они должны были находиться в карауле, чтобы предотвратить возможные действия партизан. Железнодорожные пути и мосты также очень часто оказывались заминированными, и поэтому наш локомотив толкал впереди себя товарный вагон, наполненный песком. Теоретически этот вагон должен был смягчить силу удара взрывной волны, которая бы обрушилась на состав, и спасти жизни машинистам и бойцам.

Несколькими днями раньше на нашей железнодорожной ветке уже подорвался один поезд. Тогда впереди состава двигались караульные, которые должны были выстрелами в воздух предупредить машиниста о заминированных путях, если заложенная взрывчатка оказывалась визуально заметной. Однако, услышав выстрелы, машинист вместо того, чтобы остановить поезд, наоборот резко увеличил скорость, подумав, что это атакуют партизаны. В результате от взрыва погибло тридцать человек.

Но настоящую жатву войны мы увидели в Тарнополе. Следы окружения и кровавой битвы в летние месяцы однозначно говорили нам о том, что нас ждет. Почти как в кинохронике, сцены той легендарной битвы представали перед нашими глазами во всей своей страшной и суровой реальности. Там было бессчетное количество сожженных танков и других военных машин. А разрушенные деревни свидетельствовали о свирепых боях, разыгравшихся на участке между Карпатскими горами и рекой Припять.

Вскоре у нас был еще один перерыв в пути по причинам, которые нам никто не объяснял. И мы три недели пробыли в украинском городе Винница. Местное население выглядело смирившимся, пассивным и внешне не проявляло к нам враждебности. Причиной этого также была, несомненно, страшная бедность, которую они терпели при Сталине. Эта бедность сразу бросалась в глаза. На улицах было невозможно отличить женщин от мужчин. На них были одинаковые серые и некрасивые ватники, полы которых были стянуты веревкой. На их одежде не было даже пуговиц. Не было у них и фабричной обуви. Нам очень редко доводилось увидеть на ком-нибудь из местных жителей кожаные туфли или сапоги на меху. Самая распространенная местная обувь была сделана из парусины или войлока. У самых бедных к ступням, вместо обуви, просто были привязаны куски старых автомобильных шин. Подобные жизненные условия вряд ли могли быть результатом первых месяцев войны. Скорее это показывает истинные реалии тогдашнего Советского государства, резко контрастировавшие с картиной «советского рая», о котором русские в ту пору так громко кричали.

Также в Виннице наблюдалась и крайняя теснота жилищных условий, что, возможно, было свойственно и всему Советскому Союзу. К примеру, мы видели трехкомнатный дом, построенный в двадцатых годах. Самая большая комната в нем была пять на пять метров. А в ней жило не меньше девяти человек, причем не относившихся к одной семье. Это была семейная пара с двумя маленькими детьми, холостой инженер, рабочий и старуха с двумя незамужними дочерьми. И они все жили, спали, готовили еду на примусе и обедали именно в этой комнате.

Неудивительно, что при жизни в таких условиях, порожденных большевицким режимом, сексуальная мораль упала до чрезвычайно низкого уровня. Результатом этого было огромное количество незаконнорожденных детей, которых год от года появлялось все больше. Многие из них становились беспризорниками. Эти сироты одевались в обноски, не мылись месяцами, были разносчиком разнообразных кожных инфекций и других болезней. Хуже того, они объединялись в подростковые банды, которые вооружались и могли напасть даже на милиционера. Увиденное производило на нас самое гнетущее впечатление, и мы поняли, что любой ценой должны остановить распространение коммунизма. Кроме того, это оправдало нас в своих глазах: нам стало ясно, почему мы пришли, на русскую землю.

Мой друг Робби близко сошелся с одной русской семьей. Вернее будет сказать, с девушкой из одной русской семьи. Он был очень сильно влюблен. Я сопровождал его во время визитов к ней домой, и почти всегда мы приносили с собой буханку хлеба для этих очень скромно живущих людей.

Покинув Винницу, мы ехали без остановок, пока не достигли города Умань в центре Украины. Неподалеку от города находился аэродром. Нас разместили в простых, но теплых деревянных бараках. Там неожиданно выяснилось, что нас нужно как можно скорее доставить на фронт, и нашим транспортом должен был стать уже не поезд, а самолет.

Однако из-за плохой погоды вылет постоянно откладывался. День за днем мы с полными рюкзаками за плечами маршировали на аэродром только для того, чтобы возвращаться назад со всем этим грузом. Но, наконец, погода стала летной, и транспортная эскадрилья «Юнкерсов-52», самолет за самолетом приземлилась на заснеженную взлетную полосу.

Тут возникла еще одна проблема. Грузоподъемность такого количества транспортных самолетов якобы оказалась недостаточной для нашего количества войск. Для облегчения веса нам было сказано оставить свои продуктовые пайки на аэродроме. Естественно, нас, обладавших ненасытным солдатским аппетитом, возмутило это предложение. И мы решили проблему по-своему, спешно съев все имевшиеся у нас продукты. Быстро дожевывая ледяные от холода сосиски, мы совершенно не думали, добавят ли они нам веса, оказавшись внутри наших желудков.

Вскоре после этого мы, подобно возбужденным школьникам, штурмующим автобус, начали занимать свои места в «юнкерсах». При этом сидеть нам пришлось на своих рюкзаках, поскольку сиденья из салонов самолетов были убраны. Нас ведь было слишком много, чтобы мы могли разместиться на нормальных местах. Но мы не слишком переживали из-за недостатка комфорта и даже шутили, что все равно летим за государственный счет.

При взлете сердца многих из нас, впервые поднимавшихся в воздух на самолете, забились едва ли не громче моторов «юнкерсов». Загруженные под завязку машины медленно набирали высоту. Затем эскадрилья разделилась, чтобы снизить потери в случае возможной атаки истребителей врага. А мы столпились у больших бортовых иллюминаторов.

Русские равнины, покрытые снегом, расстилались далеко внизу под нами и напоминали изображение на карте. Они казались бесконечными. Мы были поражены открывшимся перед нами видом. Темные леса и воронки от взрывов, которые мы могли разглядеть, резко контрастировали с белым снегом. Также нам были отчетливо видны разрушенные мосты. Попадая в воздушные ямы, наш «юнкере», стальная птица с тридцатиметровым размахом крыла, подскакивал то вверх, то вниз. При этом некоторые из нас поначалу даже вскрикивали. Беззаботные и простодушные, мы жадно впитывали в себя новый опыт и наслаждались полетом.

Так прошло около часа, и вдруг мы увидели в небе крохотные черные точки, которые стремительно приближались к нам. Это были истребители противника! В салоне самолета тут же появился стрелок-радист, одетый в толстую куртку на меховой подкладке и коричневую кожаную шапку, с патронной лентой через плечо и выпученными глазами. Он спешно занял свою позицию в хвосте «юнкерса», где был установлен пулемет. Позиция за пулеметом была открыта всем ветрам и непогоде. И лишь глядя на стрелка-радиста, мы, наконец, осознали всю серьезность ситуации. Медленные и неповоротливые «юнкерсы», чья максимальная скорость была всего 270 километров в час, представляли собой очень легкую мишень для советских истребителей. Но на этот раз нам очень крупно повезло, и истребители врага по какой-то неизвестной причине развернулись и скрылись за горизонтом. Мы, пехотинцы, пришли в такой восторг, что ощущали себя едва ли не победителями в воздушном бою.