Книга Ученик убийцы - Йон Колфер

Оранж так радовался, что буквально был готов захлопать в ладоши.

– Это было много лет назад, Уальдо. Очень много. Если память мне не изменяет, в те дни у одного здешнего жильца случились серьезные неприятности.

– Захватывающая история, в самом деле. Однако если вы не собираетесь входить, вам лучше удалиться. Соображения безопасности и все прочее.

Оранж снял шляпу, обнажив шевелюру, которая в зависимости от наклона головы казалась то черной, то седой.

– И все прочее, ясно, Уальдо. Значит, хлебну кофе и вернусь. Караульте меня, ладно?

Попытки к прощальному рукопожатию никто не сделал. Когда дверь закрылась, Уальдо прошел к охранному пульту и проследил за сигналами с разных камер слежения, наблюдая, как Оранж удаляется вдоль Монмут-стрит.

– Я буду караулить тебя, агент Оранж, – процедил он сквозь зубы. – Хлебай себе свой кофеек, а я буду следить за тобой, как ястреб.

Уальдо положил руку на свое округлое брюшко – результат злоупотребления жареными камберлендскими колбасками и полночным горячим шоколадом с кремом шантильи.

«Что это со мной?» – думал он, стараясь связать свои эмоции с бурлением кислоты в желудке.

И впервые за двадцать лет Уальдо Ганн осознал, что не чувствует себя в безопасности в своей собственной крепости.

«Не валяй дурака, – велел он сам себе. – Оранж просто неприятный и неудобный тип, вот и все. Он не опасен».

Однако подсознание Уальдо Ганна упорно пыталось сообщить ему что-то важное, и упитанному коротышке-агенту стоило бы его послушать.

Гаррик проигнорировал кофейню и незаметно проскочил по задней подъездной аллее «Гарден-Отеля», благословляя свою счастливую судьбу за то, что прежде ему уже доводилось пробираться в это здание.

Он обнаружил, что может прокручивать свои воспоминания, как запись на киноленте, и рассматривать каждый кадр так же четко, как в реальности, включая цвета и запахи.

Он хорошо помнил этот дом. В его времена на первом этаже помещалась процветающая лавка сапожного мастера с латунной доской в витрине, утверждавшей, что их постоянным покупателем был сам Чарльз Диккенс. Правда это или нет, сказать было сложно, потому как великий писатель к тому времени уже лет десять как сошел в могилу.

Этажом выше сапожника проживал некий скользкий тип со странным именем Биллтонг… или нет, Биллтоу, вот как. Этот самый Джордж Биллтоу расплатился кое с кем пачкой поддельных фунтовых банкнот на конской ярмарке в Барнете, чем вызвал негодование местной преступной шайки, которой не понравилось, что кто-то пасется на ее поле, не спрашивая разрешения и не платя за лицензию. Гнев шайки вылился в форму контракта с Альбертом Гарриком.

«Месть явилась с небес, – размышлял Гаррик. – Подобно тому, как я явился через каминную трубу».

До Джорджа Биллтоу дошли слухи, что по его следу направили наемного убийцу, и он стал вести себя предельно осторожно, забаррикадировавшись в квартире на самом верху и осуществляя все общение с внешним миром с помощью нанятого уличного мальчишки. Гаррику пришлось применить все свое акробатическое умение, чтобы протиснуться в его убежище по каминной трубе.

Гаррик улыбнулся своим воспоминаниям. Той ночью он поднял Биллтоу с постели, прежде чем перерезать ему глотку – просто для того, чтобы жертва осознала, что все ее ухищрения ни к чему не привели.

«Счастливые деньки. Они с Райли тогда здорово посмеялись над непредусмотрительностью жадного фальшивомонетчика».

Гаррик с наслаждением прокрутил в памяти все дело, вплоть до финальной потрясенной мольбы Биллтоу о пощаде непосредственно перед тем, как он полоснул его бритвой прямо поперек кадыка.

Фокусник все еще продолжал улыбаться, взбираясь по пожарной лестнице отеля до четвертого этажа, неслышно, как тень, ступая по гулким чугунным ступенькам. Верхняя из них располагалась на восемь футов ниже края плоской, крытой медью крыши, достаточно широкого, чтобы человек с задатками Гаррика мог свободно за него ухватиться. Положившись на силу собственных пальцев, он оттолкнулся от перил, рванулся вверх, ухватился за холодный медный бортик и тут же подтянулся всем телом. Выбравшись на ровную поверхность крыши, он побежал по тусклому медному покрытию, пригнувшись, чтобы не привлекать любопытных взглядов возможных любителей подглядывать из-за занавесок. Держа туловище почти горизонтально, он торопливо двигался вперед, и острый нос Смарта рассекал ночной воздух, как клюв орла.

«Вот она, жизнь чемпионов, – думал Альберт Гаррик. – Свежий ветерок с Темзы, сверхъестественная квантовая мощь и комната, битком набитая боевиками-янки, чтобы испытать мои новые способности. Магия воистину реальна, и заключена она во мне самом».

Каминная труба оказалась именно там, где он помнил. Столб из скрепленных крошащимся известковым раствором красных и желтых кирпичей, возможно, немного обветшавший от старости и непогоды, но в целом мало изменившийся. Даже в те времена, когда здесь обитал Биллтоу, эта труба уже не использовалась по назначению. Ее заделали снизу рядом треснувших глиняных горшков, сквозь которые дым не просачивался уже лет десять. Гаррик тогда смел эти горшки одним размашистым ударом и вышиб замковый камень печного свода.

«Даже заштукатурить не потрудились, – подумал он почти с разочарованием. – И эти федералы считают себя лучшими из лучших».

Жерло дымохода уходило вниз, заполняясь непроницаемой тьмой. Вместо приятного запаха сажи, который напомнил бы Гаррику о доме, из этой тьмы веяло только кисловатой сыростью да ощущением бесконечной глубины. Фокусник легко перебросил ноги в просвет трубы и уселся на край дымохода, вглядываясь вниз.

«Он и впрямь такой узкий, каким я его помню».

Ширина плеч Гаррика едва ли позволила бы ему протиснуться в просвет трубы, даже по диагонали.

«Когда я последний раз спускался в эту трубу, это заняло некоторое время и потребовало изрядных усилий, – подумал Гаррик. – Но сейчас все будет иначе».

Воспользовавшись новыми квантовыми способностями, Гаррик приказал связкам плечевого сустава расслабиться, так чтобы головка плечевой кости вышла из суставной впадины.

«Никакой боли, – скомандовал он нейронам. – Мне нужна ясная голова, а в прошлый раз, когда я лез через эту трубу, я скрежетал зубами от муки».

Гаррик от рождения был немного близорук, зато обладал превосходным ночным зрением. Этот свой дар он объяснял припарками из вареных овощей, которые прикладывал на ночь к векам дважды в неделю, а потом съедал поутру вместе с завтраком.

«Но даже в этом случае, – рассуждал он, спускаясь на здоровой руке в проем дымохода, – не будет вреда, если я приоткрою свои зрачки чуть шире, чтобы улавливать рассеянный свет».

Гаррик ухмыльнулся, и его зубы блеснули во мраке, как лимонные леденцы.

«Рассеянный свет? Смарт, дружище, уж не знаю, как и благодарить тебя за то, что ты так заботливо передаешь мне свои разносторонние знания».