Книга Лизаветина загадка (сборник) - Сергей и Дина Волсини

Дом и жизнь его обитателей продолжали поражать Гришино воображение. Сильнее всего он обрадовался тому, что здесь у него, впервые в жизни, была своя комната (в родительской квартире он делил комнату с братом, а после, в общежитии, с двумя сокурсниками). Как только Виктория оставила его одного, он бросился на кровать и лежал, раскинув руки, всей спиной ощущая твердый матрас и еще не веря, что вся эта широченная постель принадлежит ему одному, потом вскочил и распахнул двери пустого шкафа, снова поразился тому, что шкаф этот приготовлен целиком для него и на полках не будет ничьих вещей, кроме его, потом побежал к окну, открыл ставни и замер, глядя на смотрящие на него зеленые ветки, уголок красной черепичной крыши, воркующих голубей и бесконечные, разбегающиеся вниз и вверх рощицы – все казалось ему ненастоящим, слишком красивым, как будто это была декорация к театральной пьесе, неужели он и правда будет здесь жить? В доме всегда были люди – помимо самой Виктории, ее мать, которая целыми днями сидела на своем излюбленном месте в гостиной и следила за всеми подслеповатыми, но цепкими глазами, соседка-итальянка с гудящим трубным голосом, русская подруга Виктории, которая всегда бралась неизвестно откуда и так же исчезала, иногда появлялся молодой итальянец в костюме, помощник Саши из офиса, между домом и садом туда-сюда кружила Моника, домработница – нечто среднее между горничной и всеобщей нянькой, средь бела дня можно было застать шофера Мику на кухне с куском чего-нибудь съестного в руке, а в саду – Сашу, заехавшего домой перекусить и присевшего погреться на солнце. Жизнь здесь была другой. И хотя все в доме говорили о работе и о каких-то делах, непохоже было, чтобы кто-нибудь работал в Гришином понимании этого слова. Ему такая жизнь напоминала каникулы у бабушки – с раннего утра накрытый стол, чай из самовара, пироги, соседская ребятня вперемешку со взрослыми, беззаботное и веселое время. И тем сильнее ему нравилось на новом месте, здесь было так же просто и по-свойски хорошо.

Гостиная, в которой сидели обычно, к вечеру превратилась в просторный холл. Мебель сдвинули, и теперь отсюда открывались двери в сад, где на светлой лужайке, осаженной кипарисами, стоял невысокий каменистый фонтан в итальянском стиле с фигурками трех одинаково изогнувшихся рыбин, по одну сторону замерли в ожидании своего часа сервированные столы с твердыми белыми скатертями, а напротив расселись на траве музыканты. Было девятое мая. Праздновали День Победы. С раннего утра по всему дому раздавался голос Виктории, то командный, то жалобный и готовый расплакаться. К обеду в подготовке ужина участвовали все, даже Сашиному помощнику досталось – Саша был в офисе до самого вечера и, чтобы не расстраивать Викторию своим отсутствием, прислал ей вместо себя молодого итальянца. Старушка заняла пост на кухне, Моника разрывалась между ней и Викторией, Мика только и успевал отъезжать и приезжать, выполняя поручения хозяйки, Гриша, и тот трижды спускался с Микой на рынок и тащил вместе с ним ящики клубники, овощей и всякой зелени. Все это сопровождалось торжественными военными песнями: по телевизору шел парад, гремел оркестр, стучали барабаны, и Гриша, никогда еще не отмечавший День Победы на итальянской земле, весело перетаскивал из машины ящики с цуккини под знакомую с детства «это праздник со слезами на глазах».

Когда вечером он вышел к гостям, веселье сменилось волнением. Сад наполнился нарядными лицами, вечерними платьями, музыкой, шпильками, декольте и розоватыми, все еще жаркими лучами предвечернего солнца. Гриша снова чувствовал себя как в кино. Не зная, что полагается делать в таких случаях, он встал столбом, держа крепкой боксерской рукой бокал с вином, врученный ему кем-то. Народ здесь был самый разношерстный, в основном русские, с которыми Виктория успела познакомиться и подружиться, а среди них кого только не было – отошедший от дел бизнесмен-пенсионер, бросающаяся стихами поэтесса, подающий надежды художник, приглашенные за компанию друзья друзей; были и итальянцы, деловые партнеры Саши, они все больше молчали и налегали на аперитивы. Всем и каждому Виктория представила Гришу:

– А вот наш будущий студент, архитектор.

Гриша смущался. Ему все пришедшие казались в высшей степени бомондными и вальяжно-заграничными, так что он смотрел на них, раскрыв рот, и не сразу понял, что почти все они говорили по-русски.

– Не стесняйся, мой мальчик, тут все свои, – подбадривала его Виктория, но какой там. Весь день мысль о встрече с Марианной не покидала его ни на секунду, а теперь и вовсе била молотком по вискам, не давая думать ни о чем другом. Вместо того чтобы общаться с этими, по-видимому, милыми людьми, он как в рот воды набрал и лишь кидался короткими фразами, когда его о чем-то спрашивали. Он хотел казаться расслабленным и улыбаться как все, но вместо этого только натужно гоготал и краснел, понимая, до чего неловок. В любую минуту могла появиться Марианна, он не спускал глаз с дверей гостиной и озирался по сторонам, боясь, что пропустил ее и она уже где-то здесь, стоит и смотрит, как он тут позорится. Когда Виктория потащила его к художнику, рассчитывая, что у них найдутся общие темы для разговора, он вконец разволновался, шел за ней и злился за то, что она согнала его с удачного места, откуда так хорошо просматривался вход. Шея у него так и тянулась назад, в сторону дверей, он весь вспотел, дрожали руки. Меньше всего ему хотелось встретить Марианну с трясущимися руками, и, решив, что теперь вся надежда на вино, он махом заглотнул бокал, потом поискал глазами официанта и взял второй. Сейчас отпустит, сказал он себе, но облегчения пока не почувствовал. А когда появилась Марианна, его как током ударило.

Напрасно он боялся, что пропустит ее. Она совсем не изменилась, как будто все, что случилось за два долгих года, что они не виделись, происходило только с ним и никак не коснулось ее – она осталась такой же, как была. Отсюда ему была видна ее нежная улыбка и ноги на высоком каблуке, и маленькое летнее платье, которое он как будто тоже узнавал. Виктория взяла ее под руку и повела представлять остальным гостям, и Гриша выдохнул с некоторым удовлетворением – у него будет еще время, чтобы подготовиться, но не успел и глазом моргнуть, как обе они оказались прямо перед его носом. Сердце у Гриши ухнуло и заколотилось так громко, что он испугался, что его удары будут слышны всем.

– Ну вот, знакомьтесь. Это наш Гришенька. Между прочим, будущий архитектор. Прошу любить и жаловать.

Гриша оторопело смотрел на обеих, а Виктория тем временем продолжала:

– А это Марьяша. Дочка моей любимой школьной подруги. Марьяша уже хорошо освоилась в Италии, так что можешь поспрашивать у нее, как и что. Надеюсь, с ней ты будешь более разговорчив…

Лицо у Марианны, с самых первых слов заискрившееся улыбкой, сейчас не выдержало и разразилось смехом. Глядя на нее, Гриша тоже не удержался и прыснул.

– Что? Что такое? Да в чем дело-то?

– Тетя Вик, ты же нас вчера знакомила.

– Как знакомила… Да?..

Марианна уже звенела и хохотала в голос, Гриша вторил ей нервным басом.

– Фу ты. Ну вас, молодежь! Никакого уважения к старшим! Все, я пошла. У тети Вики и без вас дел по горло…