Книга Пределы неоднозначности - Мария Введенская

– А стоит за всем этим Кай. – предположила та, что звучало и вполовину не как вопрос.

Но вместо ответа Дороти неопределенно покачала головой и, взяв с кофейного столика пачку Винстон, двинулась на балкон. Всё это очень серьезно… – подумала Чарли, мрачно проследовав за ней. Ее мозг рвали цепные собаки в разные стороны. В основном от увиденного, но и вопрос о ее пребывании в этом поселении приобрел новые черты. Стоит ли и ей ждать конверта, подсунутого под дверь?

Обе закурили. Дороти застыла, задумчиво глядя за горизонт своими проницательными умными глазами в обрамлении добрых морщинок. Она оперлась локтями на парапет, а сигарета безвольно повисла в уголке приоткрытого рта. Трубка – позабытый аксессуар – осталась сиротливо прятаться в прикроватной тумбочке. Не до нее сейчас.

– Дороти?.. – позвала Чарли, наморщив лоб. – Дороти, я здесь. Приём! И ты прекрасно помнишь, на чем мы остановились.

– Я тяну с ответом не потому, что это величайший из секретов, а потому, что не знаю, как ответить на твой вопрос. – Дороти повернулась к Чарли, и она не кривила душой. – Я не видела его ни разу. Никто из жителей этого городка не видел того, о ком ты спрашиваешь, потому что он всегда разговаривает с нами через других. И мне действительно странно, что он кому-то позволил себя видеть… тебе. И почему ты здесь, я тоже не знаю. До твоего появления всё было яснее ясного. Мы просто делали свою работу. А сейчас мне кажется, что происходит что-то нехорошее. – она порывисто затянулась. – Я думала о тебе и твоем появлении, и… ты не можешь быть одной из нас, это очевидно. Ты здесь с другой целью, и именно поэтому я сегодня взяла тебя с собой и всё рассказала. То, что рассказывать не имела права. Сюда никогда такие не приезжали. Да, время от времени здесь появляются новенькие, когда кто-то из нас умирает. И да, они делают ошибки поначалу, но всегда знают, зачем приехали. Ты – первая, кто отличается от нас, и надо полагать, последняя.

– Ты имеешь в виду мой возраст? – уточнила Чарли.

– Разумеется. Видишь ли, это основной критерий отбора. Так задумано. Кто, как не старики вечно гундит по поводу того, что меняется мир? Только они видят эти перемены без розовых очков. Мы все пожили, и нам есть, с чем сравнивать. У нас многое отобрали, и это обозлило нас. Изгадили всё, что мы построили. Наплевали на наши жизни, отданные впустую. И это несправедливо, Чарли. Это неправильно. Люди постоянно деградируют. Одно поколение сменяет другое, и каждое новое – хуже предыдущего. Когда-то давным-давно всё было иначе, но потом достигло пика развития и пошло на убыль. Это непросто логика, это закономерность вещей. Лучше уже не будет. Все уйдет туда, откуда пришло. Но можно задержать это падение ненадолго, и кто как не старики способны сделать эту работу? Сделать снова. Нам ведь в сущности нечего терять, кроме собственных воспоминаний. Да и потом, кто подумает на старика? Кто подумает, что старик может кого-то убить? Такие дела…. Мы слишком ненавидим остальных за то, что наша молодость прошла. За то, что они еще в силах исправить ошибки, которые стали для нас проклятием. Поэтому старики – лучшие кандидаты. И ты здесь, Чарли, точно по другой причине, поняла?

– Понятней некуда… – та затянулась и затушила окурок в хрустальной пепельнице. – Осталось понять – по какой. Вряд ли, чтобы записывать чудеса.

– Ах да, я же забыла, что ты у нас коллекционер! – Дороти уставилась на нее усталыми пустыми глазами. – Записала хоть что-нибудь?

– Ни слова. – Чарли свесила голову с парапета. – Мы так весело проводили время, что я и не вспомнила о блокноте.

– Может, это и есть чудо?

Чарли округлила глаза, и, улыбаясь, пожала плечами. Эта идея словно обескуражила её своей вероятностью. Они замолчали на некоторое время, вглядываясь в облака. Похоже, сегодня за первые две недели польет дождь. Может даже, будет гроза….

– Я думаю, тебе стоит спросить у него. – вдруг сказала Дороти, затушив сигарету. – О том, почему ты здесь.

– Ой не знаю… – отмахнулась Чарли, покачав головой. – Он с такой охотой отвечает на мои вопросы, что я даже боюсь спрашивать. Да и потом, как я найду его?

– Он сам найдет тебя.

Та пожала плечами, скептически глядя на лес, подернутый дымкой, и на стремительно темнеющее небо.

– Интересно, кто он? – сказала Чарли пустоте, но ответила ей Дороти.

– Если честно, то до вчерашнего вечера я думала, что это Бог…

– Привет! – раздалось откуда-то справа.

Чарли и Дороти испуганно обернулись, увидев Дейзи, стоящую на своем балконе номера триста восемь. Она сверлила Дороти взглядом, по которому нельзя было точно понять, слышала она их разговор или нет. Во всяком случае, пауза оказалась поистине театральной.

– А мы с Миси вас ищем и думаем, где это вы. А вот, значит, где! О чем болтаете?

– Да ни о чем особенном. – спешно отозвалась Дороти. – Так… вышли покурить.

– По-моему, мы собирались на почту.

– Да-да, иду.

Дейзи нехотя ушла с балкона.

– Кстати, я разговаривала с ней этим утром… – шепотом поведала Дороти. – Она знает о Кейси Парсон ровно столько, сколько и я. И она не врет. – Дороти затушила сигарету, бросив напоследок. – Не наша Дейзи к ней приходила.

Чарли с сожалением кивнула, всерьез решив отправиться в лес и брести вперед, пока не найдет кострище или не заплутает. В конце концов, Кай не даст ей умереть – она ведь нужна ему для чего-то, так? Но случилось непредвиденное….

Откуда-то снизу раздался оглушительный беспомощный крик. Чарли выбежала пулей из номера, увидев, как закрываются двери лифта с Дороти и Дейзи, которые выглядели встревоженными и растерянными. Чтобы не ждать, она бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени. Пожалуй, кроме нее в этом городе больше никто не мог себе этого позволить.

Ещё раз вскрикнули. Появились и другие голоса – оханья и всхлипы. Где-то на первом этаже произошло нечто плохое. Это было ясно, как день. Выскочив из коридора, Чарли увидела небольшое, но растущее столпотворение в лобби и побежала туда. Где-то сзади остановился лифт, выпуская Дороти и Дейзи, которые, насколько им позволяли силы, поспешили в самую гущу. Испуганные мужчины и женщины обступили стеной один из диванов. Чарли протиснулась вперед, и первой, кого она увидела, оказалась Миси, стоящая на коленях и отчаянно рыдающая. Это она кричала. Что может быть хуже, чем плачущий пожилой человек. В этом всегда столько безнадеги и жалости, что разрывается сердце.

– Миси! – выкрикнула Чарли, пытаясь дотронуться до ее плеча, перегнувшись через спинку дивана, которая была единственным препятствием между ними, и вдруг в ужасе отдернула руку….

На диване лежал безымянный иранец, который почему-то больше не казался огромным, и слепо таращился на собравшихся. Его черная ветровка сплошь промокла, но не вызывало никаких сомнений, что эти растекшиеся пятна – кровь. Хотя бы потому, что вся песочная обивка дивана оказалась перемазана в кирпичного цвета разводах. А под накинутой на плечи курткой ничего не было. Впалую грудь, покрытую слипшимися от крови седыми волосами, и дряблый живот изуродовали короткие глубокие порезы, а местами зияли дыры, как будто в тело втыкали спицы. Вокруг пупка краснели два ожога. И синяки… синяки повсюду размером с кулак. Багровые синюшные пятна, кровоподтеки. А на плече – той части, что не скрывалась под курткой – и вовсе был срезан пласт кожи, словно погон, из-под которого струилась кровь, как глазурь на торте. Голые ноги, прискорбно торчавшие из под подштанников, насквозь пропитанных красным, слегка подрагивали. Такое впечатление, что они попали в миксер – изорванная обугленная местами кожа свисала дряхлыми обоями.