Книга Что Кейти делала потом - Сьюзан Кулидж

Есть здесь любящая посплетничать молодая женщина, которая живет этажом ниже прямо под нами и которую я иногда встречаю в саду. От нее я слышу самые разные романтические истории об обитателях пансиона. Одна молодая француженка умирает от чахотки и разбитого сердца, так как поссорилась со своим возлюбленным, агентом, обслуживающим путешественников. А padrona[89], молодая и красивая, ставшая женой пожилого хозяина нашего пансиона всего несколько месяцев назад, тоже имела любовную историю. Я забыла подробности, но там был суровый родитель, и пылкий обожатель, и чаша со слабым ядом, и теперь она говорит, что уж лучше бы ей сейчас умирать от чахотки, как умирает бедняжка Альфонсина.

Но, несмотря на все это, она толстенькая и румяная, и я часто вижу, как она располагается на пороге в своем лучшем платье и большом римском шарфе и украшениях с инкрустациями, чтобы „сделать пансион привлекательным для проходящих“. Так что у нее есть чувство долга, хоть она и несчастна.

Эми погребла все свои камешки и говорит, что устала играть в фею. Теперь она сидит, прислонясь головой к моему плечу, и якобы учит заданный ей на завтра французский глагол, но на самом деле, как с сожалением вынуждена сообщить, беседует со мной об отсечении головы – тема, которая со времени посещения Тауэра волнует и зачаровывает ее. „Люди умирают сразу? – спрашивает она. – Или они чувствуют один миг, и это ужасное чувство?“ Она полагает. что крови при этом бывает очень много, так как на картинке, изображавшей казнь леди Джейн Грей[90], было так много соломы вокруг плахи, – эта картинка украшала стены нашей комнаты в Париже. Пожалуй, я рада, что маленькая, толстенькая беленькая собачка приковыляла к нам по песку и отвлекла внимание Эми.

Заговорила о Париже и словно вновь ощутила туман, который окружал нас там. Ах, как чарует сияние солнца после нескольких унылых, пасмурных недель! Я никогда не забуду, как выглядело Средиземное море, когда мы впервые увидели его, – все голубое, и такого прелестного оттенка! Мы были примерно там, где, если верить атласу Морзе[91], должна бы быть большая красная буква З на воде, но я никакой буквы не видела. Возможно, они наносят ее так далеко от берега, что замечают ее только те, кто плывет на корабле.

Вот уже сгущаются сумерки и начинает чувствоваться странная прохлада, которая словно таится под этими теплыми вечерами. Эми получила послание, написанное на таинственном белом камешке о том, что…»

Тут Кейти остановилась, услышав за спиной хруст шагов.

– Добрый вечер! – произнес мужской голос. – Полли послала меня забрать вас и Эми в дом. Она говорит, что становится холодно.

– Мы как раз собирались вернуться, – сказала Кейти, начиная складывать свои бумаги.

Нед Уэрдингтон сел на плащ рядом с ней. Морская даль была теперь стального серого цвета, чуть ближе виднелась фиолетовая полоска, а затем шла широкая полоса переливчатого голубого цвета, какой можно видеть на шее павлина, и эта полоса плавно переходила в длинную линию мерцающих белых бурунов.

– Посмотрите на ту чайку, – сказал он, – как она падает вертикально в море, словно решила пробить земной шар и попасть в Китай!

– Миссис Хоторн[92]называет жаворонков «маленькими восторгами», – заметила Кейти, – а чайки кажутся мне «взрослыми восторгами».

– Вы уходите? – сказал лейтенант Уэрдингтон удивленно, когда она встала.

– Разве вы не сказали, что Полли хочет, чтобы мы вернулись в дом?

– Да, конечно; но здесь слишком хорошо, чтобы уходить, не правда ли? Ах да, мисс Карр, я встретил сегодня здешнего садовника и заказал зеленых веток для вас! Их привезут в канун Рождества. Это вас устроит?

– Вполне устроит, и мы очень вам благодарны. – Она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на море, и незаметно для Неда Уэрдингтона шепнула одними губами: «Доброй ночи!» Кейти очень подружилась со Средиземным морем.

Обещанная «зелень» появилась во второй половине дня накануне Рождества в виде огромной вязанки веток лавра, вечнозеленой калины, остролиста, самшита, больших ветвей апельсинных и лимонных деревьев с висящими на них зрелыми плодами, толстых побегов плюща в несколько ярдов длиной, земляничного дерева, перечного дерева и огромных веток акации усыпанных желтыми цветами. Посыльный извинился, что принес так мало. Он сказал, что джентльмен заказал веток на два франка, но это все, что он, посыльный, смог донести; он принесет еще, если молодая леди пожелает. Но Кейти, в восторге от этого богатства, не желала ничего больше. Посыльный ушел, и три подруги взялись за то, чтобы превратить маленькую гостиную в сказочный цветник. Каждая фотография и картинка на стене была заключена в рамку из плюща, длинные гирлянды свисали с обеих сторон каждого окна, а каминная полка и дверные рамы совершенно скрылись под листвой и цветами. Вместе с ветками принесли и огромную коробку цветов, и теперь повсюду были расставлены вазы со свежими розами, гвоздиками и гелиотропом; фиалки и примрозы, бурые, с золотыми серединками примулы и острые пики вероники – все географические пояса и все времена года сошлись, чтобы сделать святки яркими и душистыми и зиму не похожей на зиму в этой маленькой гостиной.

Мейбл и Мария-Матильда вместе с двумя куклами-гостьями чинно сидели вокруг стола на коленях у своих маленьких хозяек, а Кейти, надевшая передник и изготовленный на скорую руку чепец и говорившая очень быстро с ирландским акцентом, изображала служанку и подавала им угощение, состоявшее из булочек, какао, малинового варенья и восхитительных маленьких миндальных пирожных. Веселье становилось безудержным, и лейтенант Уэрдингтон появился в дверях с полными руками свертков как раз вовремя, чтобы услышать, как Кейти тараторит с сильным акцентом:

– Та што это в шамом теле, мисс Эми! Не получите вы польше пирошных от меня сёдня! Уже четыре шьели! Не доведется вашей бедной мамаше пошпать, как будете вы ворочаться та метаться ночь напролет иж-жа швоего штрашного аппетита.

– Ах, мисс Кейти, поговорите еще по-ирландски! – кричали дети в восторге.

– Как так «поговорите по-ирландски»? Та это ш мой ратной изык и другого никакого я и снать не снаю! – заявила Кейти. Тут она заметила вошедшего гостя и внезапно замолчала, покраснев и засмеявшись. – Заходите, мистер Уэрдингтон. Мы, как видите, ужинаем, а я изображаю служанку.