Книга Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери

– Я думаю, что твой Гилберт Блайт красивый, – по секрету шепнула Энн Диане, – но я думаю, что он также очень нахальный. Если б у него были хорошие манеры, он бы не подмигивал незнакомой девочке.

А после обеда всё и произошло.

Мистер Филлипс сидел в углу, объясняя задачу по алгебре Присси Эндрюс, а остальные ученики занимались, чем им заблагорассудится: ели зеленые яблоки, шептались, рисовали на своих грифельных дощечках, и пускали сверчков, запряженных в нитки, по проходу между партами. Гилберт Блайт пытался заставить Энн Ширли посмотреть на него и не достиг в этом успеха, потому что Энн в тот момент не обращала внимание не только на Гилберта Блайта, но и на любого другого ученика в школе Эйвонли. Подперев руками подбородок и не сводя глаз с синей поверхности Озера Мерцающих Вод, которое было видно из западного окна, она была далеко, в великолепной сказочной стране, не видя и не слыша ничего, кроме собственных замечательных видений.

Гилберт Блайт не привык прилагать усилия, чтобы заставить девочку взглянуть на него, и в итоге потерпеть неудачу. Она должна посмотреть на него, эта рыжеволосая девочка Ширли с маленьким заостренным подбородком и большими глазами, которых не было ни у одной другой девочки в школе Эйвонли.

Гилберт потянулся через проход, взял конец длинной рыжей косы Энн, потянул к себе и сказал пронзительным шепотом:

– Морковка, Морковка!

И тогда Энн действительно на него посмотрела!

И даже больше, чем посмотрела. Она вскочила на ноги, все ее яркие мечты были разрушены. Она бросила на Гилберта возмущенный взгляд, но гневный блеск в её глазах стремительно угас в таких же гневных слезах.

– Ты, гнусный, мерзкий мальчишка! – воскликнула она страстно. – Как ты смеешь!

А потом – ударила его! Энн с размаху стукнула своей грифельной дощечкой по голове Гилберта и расколола – дощечку, не голову – ровно посредине.

В школе Эйвонли всегда любили представления. А это доставило особенное удовольствие. Все ахнули от ужаса и восторга. Диана открыла рот от изумления. Рубин Гиллис, которая была склонна к истерике, начала плакать. Томми Слоан упустил всю свою команду сверчков в то время, как смотрел с открытым ртом на происходящее.

Мистер Филлипс проследовал по проходу и властно положил руку на плечо Энн.

– Энн Ширли, что это значит? – сердито сказал он. Энн не дала ответ. Это было бы слишком – ожидать, чтобы она признала перед всей школой, что её назвали «морковкой». Гилберт первый решительно сказал.

– Это моя вина, мистер Филлипс. Я дразнил ее.

Мистер Филлипс не обратил никакого внимания на Гилберта.

– Мне очень жаль, что моя ученица проявила такую вспыльчивость и мстительность, – сказал он торжественным тоном, как будто сам факт принадлежности к его ученикам должен был искоренить все дурные страсти в сердцах детей. – Энн, иди и встань у классной доски на оставшуюся часть дня.

Энн предпочла бы порку, чем подобное наказание, от которого ее чувствительная душа трепетала, как от удара хлыстом. С белым, застывшим лицом она повиновалась. Мистер Филлипс взял мел и написал на доске над её головой:

«У Энни Ширли очень плохой характер. Энни Ширли необходимо научиться контролировать свой темперамент», а затем прочитал это вслух, так что даже самые младшие ученики, который ещё не умели читать, могли понять эту надпись.

Энн простояла остаток дня с этой надписью над головой. Она не плакала и не опустила голову. Гнев еще пылал в ее сердце, и это поддерживало ее в борьбе с унижением. С горящими щеками и возмущенным взглядом она встречала, как сочувственный взгляд Дианы и негодующие жесты Чарли Слоана, так и злорадную улыбку Джози Пай. Что касается Гилберта Блайта, она не будет даже смотреть на него. Она никогда не будет смотреть на него! Она никогда не заговорит с ним!

Когда уроки закончились, Энн вышла с высоко поднятой головой. Гилберт Блайт пытался перехватить ее на крыльце.

– Я ужасно сожалею, что посмеялся над твоими волосами, Энн, – прошептал он сокрушенно. – Честно. Не сердись на меня.

Энн прошла мимо, с презрительным видом, даже не посмотрев на него.

– О, как ты могла, Энн? – вздохнула Диана, когда они шли по дороге, наполовину укоризненно, наполовину с восхищением. Диана чувствовала, что она никогда бы не смогла игнорировать извинения Гилберта.

– Я никогда не прощу Гилберта Блайта, – сказала Энн твердо. – И мистера Филлипса – за то, что написал мое имя с «и», тоже. Моя душа очерствела, Диана.

Диана не имела ни малейшего представления, что Энн имеет в виду, но она поняла, что это было что-то страшное.

– Ты не должна обижаться на Гилберта, что он высмеивает твои волосы, – успокаивающе сказала она. – Он высмеивает всех девочек, он смеется надо мной, потому что у меня волосы такие черные. Он назвал меня вороной десятки раз. И я никогда не слышала, чтобы он извинялся за это.

– Есть большая разница между тем, чтобы быть названной вороной и быть названной морковкой, – сказала Энн с достоинством. – Гилберт Блайт больно задел мои чувства, Диана.

Возможно, на этом бы всё и закончилось без дальнейших мучений, если бы больше ничего не случилось. Но иногда плохие вещи начинают происходить один за другим.

Ученики в Эйвонли часто проводили обеденный перерыв, собирая жевательную смолу в еловой роще мистера Белла. Между холмом, где находилась эта роща, и школой лежало большое пастбище. Оттуда они могли следить за домом Эбен Райта, где обедал учитель. Когда они видели, что мистер Филлипс выходил из дома, они бежали к зданию школы; но расстояние до школы было примерно в три раза больше, чем дорога от дома мистера Райта, поэтому они прибегали туда, задыхаясь, и на три минуты позже.

На следующий день мистер Филлипс был захвачен одним из своих судорожных приступов перемен и объявил перед уходом на обед, что он ожидает, что все ученики будут на своих местах, когда он вернется. Тот, кто опоздает, будет наказан.

Все мальчики и некоторые девочки пошли в ельник мистера Белла, как обычно, намереваясь остаться там до тех пор, пока не найдут «жвачку». Но в еловой роще было так хорошо, а желтые капли смолы были такими заманчивыми! Они собирали смолу, гуляли и болтали и первый, кто напомнил им о времени, был Джимми Гловер, который закричал с верхушки патриархальной старой ели: «Учитель идёт!»

Девочки, которые были на земле, сразу же побежали и сумели добраться до школы в последний момент. Мальчики, которые слезали поспешно с деревьев, опоздали; а Энн, которая не собирала смолу, а мечтательно бродила в дальнем конце рощи, по пояс среди папоротников, тихо напевая, с венком из ландышей на волосах, словно лесная фея из этих тенистых мест, была самая последняя. Энн бегала, как лань, поэтому она догнала мальчиков у двери и влетела с ними в школу в ту минуту, когда мистер Филлипс вешал свою шляпу.

Краткое желание перемен у мистера Филлипса уже прошло. Он не хотел беспокоить себя наказанием десятков учеников, но это было необходимо, чтобы сдержать своё слово. Так что он огляделся в поисках козла отпущения и нашел его в Энн, которая упала на своё место, задыхаясь от бега, с забытым венком из ландышей, криво висящим на одном ухе и придававшем ей особенно лихой и растрепанный вид.