Книга Икар - Альберто Васкес-Фигероа

— К сожалению, только самолетов. — Он покачал головой. — В бизнесе он гений. И летает, как бог. Он выделывает такие трюки, какие я — будь у меня десятая часть его капитала — выделывать бы не стал.

— Тем не менее о нем рассказывают ужасные вещи, — заметил его сотрапезник.

— Все правда! — тут же ответил американец. — Все плохое, что можно сказать о Г. Х., наверняка правда, потому что мы вместе работали в «Ангелах ада»,[42]а ведь тогда-то и проявляется настоящий характер человека. Таких мерзавцев, как он, свет не видывал, но он знает, чего хочет и как этого достичь. Однажды он довел меня до такого бешенства, что я готов был врезаться в башню, с которой он снимал сцену боя.

— Я-то вас знаю! Думаю, что вы вполне на это способны.

— Еще как способен! Я пролетел в трех метрах от камеры… И знаете, что он мне сказал, когда я приземлился?

— Даже не представляю.

— Дескать, очень жаль, что я не подлетел немного ближе, потому что тогда бы он снял исключительный кадр… Клянусь вам, я был готов придушить его на месте! А он подхватил под ручку Платиновую блондинку и отправился с ней кувыркаться в постели.

— Невероятно! Кстати… Раз уж об этом зашла речь… Вам удалось найти свою медсестру?

Король Неба так и не донес вилку до рта. Несколько секунд он сидел с отсутствующим видом, словно на него вдруг нахлынули воспоминания о той незабываемой ночи, а потом печально покачал головой.

— Нет, — сказал он. — К тому времени, когда мы с вами познакомились, я уже оставил мысль ее найти. Грустно осознавать, что где-то у меня растет сын, но не существует возможности узнать где именно.

— У вас есть сын? — удивился шотландец. — Кто вам об этом сказал?

— Видел во сне, — ответил Эйнджел; от его уверенности становилось не по себе. — Однажды ночью она явилась мне во сне, и, хотя я не мог разглядеть ее лица, я хорошо разглядел лицо ребенка лет пяти, которого она вела за руку. Она сказала: «Это твой сын, и мне жаль, что ты никогда его не узнаешь, потому что это чудесный ребенок. Я никогда не узнаю, похож ли он на тебя или нет, но ему страшно нравятся самолеты, и я уверена, что когда-нибудь он станет прославленным летчиком».

— Дорогой друг! — растерянно сказал МакКрэкен. — Думаю, вы никогда не перестанете меня удивлять. Меня до сих пор выворачивает наизнанку, стоит вспомнить тот день, когда мы сиганули с вершины тепуя. Как только вам удалось сохранить хладнокровие, когда мы понеслись вниз? Думаю, я на несколько секунд потерял сознание, а когда очнулся, мы летели почти над кронами деревьев. Еще бы несколько метров — и мы бы сейчас об этом не говорили.

— Здорово, правда?

— Здорово? Да это было безумие!

— А что нам еще оставалось? Вы же настаивали на том, чтобы сесть на вершину, а ведь как-то надо было спуститься.

— Что правда, то правда. И, честно говоря, я ни разу об этом не пожалел. Если бы я сейчас не чувствовал себя таким старым и таким усталым, попросил бы вас проделать это еще раз.

— А кто говорит, что вы старый? — возразил Король Неба. — Выглядите прекрасно.

— Выглядеть — это еще не все, — ответил собеседник с легкой печалью в голосе. — Я как раз еду из Хьюстона, где, как вам известно, лучшие в мире специалисты по раковым болезням. — Он с горечью улыбнулся, качая головой. — Они мне честно сказали, что я не протяну больше года.

Страшное известие тут же развеяло обычное благодушие Джимми Эйнджела, и он посмотрел на своего старого товарища по приключению с явной растерянностью.

Он не сразу пришел в себя, а когда наконец собрался с духом, сумел только сбивчиво проговорить:

— Мне жаль! Мне жаль до глубины души! Хотя наше общение было недолгим, я вас искренне уважаю.

— Знаю, дорогой друг! Знаю! Когда чувства взаимны, сразу понимаешь, что они настоящие. Я тоже вас ценю, а потому прошу вас не принимать это близко к сердцу.

— Зная, что вам осталось жить какой-то год!..

— Вы рискуете жизнью каждый день, а я уже свыкся с тем, что со мной случится. И где-то даже рад, что скоро встречусь с Элом Вильямсом. В этом мире меня уже больше ничего не интересует.

— Вы всегда были самодостаточной личностью.

— Мы были два сапога пара, не правда ли? Когда сидели, опустив задницы в лесную реку, в окружении пираний и воображали, что за нами наблюдают индейцы-людоеды. Славное было времечко!

— Просто невероятное! Я часто о нем вспоминаю.

— Вы все такой же неисправимый мечтатель. Если вам так понравилось, почему бы вам туда не вернуться?

— В Великую Саванну? Для чего?

— Слетаете на месторождение золота и алмазов, затерянное на вершине тепуя, и разбогатеете.

Воцарилось молчание; собеседники смотрели друг на друга, и было очевидно, что один из них пытается сообразить, правильно ли он понял услышанное.

— Что вы хотите этим сказать? — наконец чуть слышно произнес Джимми Эйнджел.

— То, что сказал, — как ни в чем не бывало, улыбаясь, отозвался его товарищ.

— То есть вы не против, если я отправлюсь туда искать вашу «жилу»?

— Ну конечно! Алмазов у меня больше чем достаточно на остаток жизни. Не думаю, что было бы правильно унести секрет вроде этого с собой в могилу. Я ведь так и не женился, поэтому прямых наследников у меня нет.

— Но почему я?

— Раз вы, человек, побывавший там и которого я действительно ценю, вдруг встретились на моем пути именно тогда, когда я узнал, что почти все кончено, значит, это, скорее всего, знак судьбы. Тут вот, совсем недавно, одна пожилая дама убедила меня в том, что такие знаки существует и что их не следует оставлять без внимания. — Он протянул руку, положил ее собеседнику на плечо и, широко улыбаясь, сказал: — Я дарю вам месторождение.

Джимми Эйнджел не сразу отреагировал. Несколько минут он сидел неподвижно, переваривая услышанное: подобное заявление могло означать резкий поворот в его судьбе.

— Вы это серьезно? — наконец спросил он.

— Не думаю, что кто-то будет шутить таким образом, стоя на пороге смерти, — заметил МакКрэкен с легкой улыбкой. — Какой мне прок ложиться в могилу с мыслью о том, что в теории я страшно богат? Предпочитаю умереть, сознавая, что кого-то осчастливил. Дарю вам месторождение с двумя условиями.

— Какими же?

— Первое: не зарывайтесь. Возьмите столько, сколько, по-вашему, вам потребуется, чтобы вести вольготную жизнь, только не жадничайте. Терпеть не могу тех, которым все мало, вы уже знаете!

— Обещаю… А второе?

— Пусть десять процентов от вашей добычи будет потрачено на то, чтобы немного смягчить нищету, царящую в этой стране. И сделайте это в память об Эле Вильямсе.