Книга Томек в стране фараонов - Альфред Шклярский

– Абер! – произнес ловец зверей холодным спокойным голосом. – Беги скорей за проводником и Андреем. Парня ужалила рогатая гадюка. Беги!

Абера мгновенно и след простыл, он понесся вниз, сломя голову и громко крича. Смуга же склонился над молодым арабом и сказал, мешая английские и арабские слова:

– Я должен высосать тебе ранку. Успокойся, все будет хорошо. Будь мужественным.

Говоря так, он достал нож и тщательно вытер его о рукав, жалея, что у него нет хотя бы бутылочки рома, чтобы продезинфицировать острие ножа. Он заткнул рот мальчика лоскутом галабии, чтобы придушить крики боли, зафиксировал укушенную руку. Мальчик уже успокоился и больше не вырывался. Он вырос в пустыне и потому прекрасно знал, что только таким путем можно спасти его жизнь. Он видел, как гибнут укушенные рогатой гадюкой животные. Страж отогнал боль. Смуга сделал несколько разрезов и расширил место укуса. Кровь потекла обильней. Он наклонился и начал отсасывать ее, то и дело сплевывая на землю. Смуга знал, что даже если мальчишка и не умрет в ближайшие минуты, шансов выжить у него немного.

Абер побежал в лагерь. Выстрел и громкие крики собрали всех. Было ясно, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вильмовский, не ожидая объяснений, схватил аптечку и оружие. Абер уведомил о происшедшем отца мальчика, тот схватил теплые одеяла и стал подниматься в гору. За ним шел Вильмовский и еще кто-то из каравана. Глазам путешественников предстала ужасающая картина. Смуга с окровавленным лицом прижимал мальчика, а того сотрясала дрожь. Земля вокруг была красной и мокрой от крови. Вильмовский перебинтовал рану, отец мальчика завернул его в одеяла и отнес в лагерь. Больного без перерыва поили простоквашей с водой, старательно следя, чтобы он был укрыт одеялами и обильно потел.

Вечером кто-то принес шкуру змеи, что вызвало дискуссию о гадюках и шансах мальчика.

– Это одна из самых ядовитых гадюк, – говорил Смуга. – Но поскольку мальчик до сих пор жив, с каждым часом возрастает надежда, что он выкарабкается.

Абер внимательно разглядывал шкуру. Это был крупный экземпляр, почти под метр. Красноватая шкура была покрыта разноцветными пятнышками.

– Голова у нее размозжена, а то бы мы увидели нечто вроде выступа над глазами, кожа там затвердевшая, ороговевшая, – продолжал Смуга. – Нужно быть крайне осторожными. Рогатая гадюка прячется весьма тщательно, закапывается в песок. Снаружи остаются одни глаза. А атакует она прямо-таки молниеносно. В основном охотится ночью. Когда сахбан нападает, это происходит так быстро, что спастись невозможно. Нам здорово повезло, что гадюк было две. Когда появилась первая, я инстинктивно выхватил оружие и потому успел выстрелить в другую. Не очень точно, правда.

– Не говори так, Ян, это был отличный выстрел, – не согласился Вильмовский.

– Нужна большая смелость, чтобы забить змею ботинком, – добавил Абер.

– Ну, это было нетрудно, гадюка свилась в кольцо, – усмехнулся Смуга.

– Будем надеяться, что мальчик выживет, – вздохнул Абер.

Когда на следующий день караван двинулся в путь, молодой араб был жив. Он то приходил в себя, то впадал в беспамятство. Абер проводил рядом с ним долгие часы, старательно укрывал одеялом, клал на лоб холодные компрессы.

За день до прибытия в Аль-Фаюм стало ясно, что кризис миновал, и сын проводника будет жить. Его отец не знал, как выразить Смуге свою признательность.

– Пусть Бог будет к тебе всегда милостив и позволит жить в райских садах. А твоим детям пошлет удачу и любовь к нему, Богу.

– Хорошо, что здесь нет Новицкого, – смеялся Смуга. – Он бы мне припомнил эти пожелания.

Тем временем караван подошел к озеру Биркет Хуаран. Прямо из пустыни они вступали в «край роз и вина». Прежде чем они расстались с караваном, проводник пригласил их погостить. В знак благодарности он подарил Смуге одного из своих верблюдов. Это был поистине королевский дар. Смуга же оставил ему на память кожу убитого им сахбана.

Аберу хотелось еще побыть с мальчиком, который очень к нему привязался. А Смуга с Вильмовским решили прогуляться по берегу озера.

– Где ты только не был, Ян… Оказывается, и Египет прекрасно знаешь.

Смуга невесело рассмеялся.

– И всегда за мной следом идут самые необычайные события, ты это хочешь сказать? А я уже от них устал.

Они долго шли молча, вслушиваясь в голоса природы.

– Временами мне приходит в голову, что жизнь дается человеку, как миссия, и ему не остается ничего другого, как только взять ее на себя, – проговорил Вильмовский.

Они присели на берегу озера, в укромном уголке, в тени пальм. Смуга, прищурившись, всматривался в горизонт:

– Может, ты и прав… А в Египте я бывал уже несколько раз. В последний раз как раз в период напряженности между англичанами и местными жителями. Это было между экспедицией Томека и Новицкого в Мексику и тем сообщением, которое заставило меня срочно поехать в Индию. Я тогда зарабатывал на жизнь как следопыт и охотник. У английских офицеров и дипломатов я пользовался популярностью, поскольку поддерживал хорошие отношения с местными жителями. До сих пор я помню эту охоту… Я должен был ею руководить. В последнюю минуту мне пришлось на несколько дней уехать, и я попросил знакомого заменить меня. Когда я вернулся, здесь был ад. Один из офицеров застрелил жену феллаха из деревни Даншавай, неподалеку от которой шла охота.

Смуга умолк. Вильмовский незаметно наблюдал за ним, размышляя, каких же усилий стоит этому могучему человеку сохранять внешнее спокойствие. Он знал Смугу уже много лет. Знал, что в трудную, опасную минуту лицо его становилось неподвижным, а взгляд – холодным, стальным. Так было и сейчас. С той лишь разницей, что сейчас он не смотрел в лицо опасности, а вглядывался в самого себя.

– В ответ феллахи напали на охотников. По обе стороны оказались раненые, а один человек – к несчастью это был англичанин – скончался от ран. Друзья говорили, что если бы я не уехал, до схватки бы не дошло. Может, они были правы. Я хорошо знал феллахов, они мне верили. Ценили меня и англичане. Впрочем, что уж, прошлого не вернуть. Но это еще не все. Еще раньше было известно, что в определенных египетских кругах распространяется национализм. Англичане очень этого боятся. Поэтому этот инцидент расценили как бунт. И я ничего не смог сделать, хотя и пытался разубедить их.

Смуга замолчал. Казалось, он еще раз мысленно рассматривает аргументы, которые мог бы тогда использовать.

«Я знаю, что погибший был офицером, но это все же был несчастный случай. Трагическое стечение обстоятельств. Престиж армии не будет ущемлен, если приговор окажется мягким. Я хотел бы предупредить о тяжелых последствиях, если будет наказана вся деревня. Сколько же еще трупов вы хотите?»

Помолчав, он снова вернулся к теме:

– Потом говорили что, если бы не усилия отдельных людей, в том числе и мои, приговор был бы более суров. А так… Ну, повесили четырех феллахов… «Всего четырех», как было сказано. Остальных выпороли… Это было в июле 1906 года.