Книга Дом подруги - Виктория Клейтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы замерзли, — прошептал он, положив руки мне на плечи.
— Совершенно заледенела!
— Вы такое нежное создание, да? — насмешливо прошептал он.
Не знаю, почему, но внезапно у меня защипало в носу, я едва сдержалась, чтобы не расплакаться у него на плече. Дурацкое желание, верно? Слава Всевышнему, я этого не сделала, но только потому, что вовремя зажмурилась и заставила себя думать о чем угодно, только не о Чарльзе.
Вдруг его руки упали, и Чарльз самым невозмутимым тоном добавил:
— Пора возвращаться. Наверное, все уже ломают голову, куда мы подевались.
Мы в молчании пересекли двор и подошли к дому. Бенни снова вырос, как из-под земли. Наверняка поджидал нас.
— Решили сказать ей «спокойной ночи», да, начальник?
Чарльз молча кивнул. Я сбросила пальто на руки Горасу, дожидавшемуся нас в прихожей. Даже китайские императоры вряд ли могли похвастаться более вышколенными слугами, чем у Чарльза, решила я, улыбнувшись Горасу, но тот с невозмутимым видом отвел глаза в сторону. Лицо его было непроницаемым. Я почувствовала себя неловко — словно нищая попрошайка, прицепившаяся к раззолоченной карете принца Уэльского. Было немалым облегчением вернуться в гостиную, вновь увидеть перед собой толпу ничем не примечательных лиц, услышать смутный ропот голосов и шелест вечерних платьев — словом, вновь окунуться в знакомую атмосферу английского званого обеда в загородном поместье.
Домой нас отвез Роберт. Я уселась рядом с ним, а Мин — на заднее сиденье. Всю дорогу до дома она трещала, не переставая:
— Такое удовольствие там бывать. Правда? Обожаю Чарльза. А ты что о нем скажешь, а, Дэйзи? Он-то явно сразу на тебя глаз положил. Впрочем, я знала, что так и будет.
— Ты, похоже, тоже ему нравишься, — бросила я, взвешивая каждое слово, поскольку помнила, что рядом сидит Роберт.
— Да что ты? Вот здорово! Повтори, что он сказал! — в полном восторге закричала Мин.
— Сказал, что ты умная, искренняя и… и что сердце у тебя доброе. Что-то вроде этого, одним словом. И еще сказал, что ты эксцентричная.
— Да ну? Неужели так и сказал? — удивилась Мин. — Да ведь я самая заурядная женщина. Ну, кто я — ращу детей, веду дом, да и то не ахти как…
— Знаешь, по-моему, он вовсе не это имел в виду. Как бы это тебе объяснить… Понимаешь, Чарльз говорил о чем-то таком, что не сразу бросается в глаза. Что-то о твоей абсолютной искренности и порядочности… о том, что в тебе нет ничего искусственного.
— Ох, как приятно! Дорогой Чарльз! Ну а теперь давай рассказывай, о чем вы еще говорили! Я же видела, что вам обоим не до нас. Так что давай-ка выкладывай все начистоту!
Я порадовалась, что в машине темно и никто не увидит моей улыбки.
На следующее утро все мы встали довольно поздно. После завтрака, который был встречен без особого энтузиазма, поскольку белки сваренных в мешочек яиц остались скользкими, точно устрица, а подгоревшие тосты казались чернее первородного греха, я предложила взять на себя обед, чтобы Мин могла спокойно поработать, но она не хотела и слышать об этом.
— Даже и не думай! Ты не за этим сюда приехала. И потом, я сгораю от нетерпения, до такой степени мне хочется услышать, о чем вы с Чарльзом разговаривали весь вечер.
— Мы пошли посмотреть на лошадь.
Пытаясь на редкость тупым ножом скоблить толстый, совершенно одеревеневший пастернак, я рассказала Мин о том, что произошло между мной и Чарльзом в стойле Астарты.
— Чарльз похож на героев тех любовных романов, которыми мы зачитывались с Джиной… помнишь? Какой-нибудь мрачный граф с суровым лицом, который расхаживает по залу замка с плетью под мышкой, грубый, властный и нелюдимый, но при этом у него непременно доброе сердце и он способен на такую нежность, о которой ты и мечтать не смеешь. Послушай, Дэйзи, а ты уверена, что рассказала мне все? Неужели он не пытался, приподняв тебе подбородок, впиться в твои губы пламенным поцелуем?
Мы захохотали.
— Представь себе, не пытался. Впрочем, возможно, его смутил мой курносый нос… или не понравился мой булькающий смех.
Мы хохотали, пока от изнеможения не повалились друг на друга, и вовсе не потому, что это было так уж смешно. Просто нам было хорошо вместе.
— Чему смеемся? — поинтересовался Роберт, заглянув на кухню вместе с Элинор. — Кстати, телефон наконец заработал. Мне только что позвонил Харрисон. Попросил приехать в школу — прямо сейчас. Сказал, нужно встретиться с кем-то из попечительского совета, поговорить о Джеральде.
— О, дорогой, но… как же обед? И говядина? Тогда нам придется обедать втроем, ведь Вильям тоже уехал — к Бевикам.
— Знаю. Мне очень жаль, Мин, но придется поехать. Нужно непременно отстоять Джеральда. Кто-то сообщил об этом в попечительский совет, а им там наплевать, вранье это или правда. Я должен убедить их, что Джеральд невинен, как новорожденный младенец.
— Мне этот твой Джеральд не слишком-то нравится. От души надеюсь только, что вся эта неприглядная история не повредит лично тебе.
— Он и в самом деле очень образованный и интеллигентный человек. И к тому же добрый. Словом, как раз такой, как тебе нравятся. Думаю, моя дорогая, в тебе говорит предубеждение.
— Что ж, возможно, — промычала Мин, вытащив из духовки кастрюлю. — Конечно, в наши дни как-то принято быть терпимым и все такое, но не думаю, что трахать кого-то в задницу так уж здорово. Все это как-то неестественно, знаешь ли…
— Мин! Побойся Бога!
Элинор, которая сидела так тихо, что все напрочь о ней забыли, с интересом уставилась в нашу сторону.
— Ах, прости. Совсем забыла о том, что тут Элли. Да, наверное, я действительно несколько необъективна, но… Ах!
Она взвизгнула от боли — крышка слегка сдвинулась, и кипяток из кастрюли, где варилась брюссельская капуста, плеснул ей на руку.
— Господи боже мой! — ахнул Роберт.
Мы бросились к ней.
— Включите кто-нибудь воду! — крикнула я, схватив ее за запястье. — И забудь ты об этой кастрюле.
Я подставила ее руку под струйку холодной воды. Мин застонала от боли.
Элинор принялась всхлипывать. Роберт одной рукой обнял дочь за плечи.
— Сейчас налью в миску холодной воды, опусти в нее руку и сиди спокойно, — сказала я, отметив, что вид у нее — краше в гроб кладут.
После того как мы усадили Мин на стул, краска понемногу вернулась на ее щеки, но рука болела так сильно, что ее невозможно было вынуть из воды.
— Надо бы ее забинтовать, — задумчиво сказала я, разглядывая ее обваренные пальцы, над которыми уже вздулся волдырь. — В ожоги часто попадает инфекция. У тебя есть бинты?
— Только эластичные, в аптечке, — скривилась Мин. — Ах да, и захвати еще аспирин.