Книга Дом подруги - Виктория Клейтон

В нескольких словах я рассказала ему о себе, постаравшись сделать это как можно короче. Так же, как перед этим Мин, я особо не вдавалась в подробности. Чарльз слушал молча, не отрывая глаз от моего лица и не перебивая. Когда я закончила, он нахмурился. Лицо его стало задумчивым.

— Звучит как-то очень гладко — так, словно ваша жизнь была продумана заранее, — наконец проговорил он.

— Не поняла — вам это не нравится?

— Нет, нет, что вы! Ни в коем случае. Просто я несколько удивлен, знаете ли… такая жизнь достойна восхищения… правильная, строго подчиненная однажды выбранной цели, успешная и вместе с тем полная удовольствий и красоты, которая доставляет вам радость. Ни одного неправильного шага! Или, может быть, вы просто не хотите говорить о своих ошибках? Впрочем, с чего бы вам это делать?

— Мне нечего скрывать, — рассмеявшись, бросила я. Но у меня по-прежнему было неприятное чувство, словно я защищаюсь. — Конечно, я тоже порой делаю ошибки. Но, по-моему, все это не настолько интересно, чтобы это обсуждать.

— Расскажите мне о своей семье. Может быть, я излишне любопытен? Тогда прошу извинить.

Естественно, я невольно почувствовала себя польщенной таким неприкрытым интересом к моей особе. Я рассказала ему о своих родителях, попытавшись сделать это в шутливой форме, чтобы не быть заподозренной в каком-то фрейдистском комплексе. Я даже зашла настолько далеко, что поведала ему о второй (и последней) встрече с отцом — как раз незадолго до его смерти. Вся встреча продолжалась не более получаса. Он умер от рака два месяца спустя после этого события, оставив мне все, что у него было… не слишком много, поскольку все эти годы он сам жил на эти деньги, но вполне достаточно, чтобы я смогла приобрести дом и не особенно нуждаться.

— Я много раз думала, как же мне повезло. Большинство моих знакомых всю свою сознательную жизнь отчаянно старались доказать себе, что и они чего-то стоят, добиться большего, чем их родители. Конечно, по сравнению с ними я многого недополучила. У меня не было отца, который бы меня любил, но, с другой стороны, у меня не было и комплекса неполноценности, которым страдают многие из них.

— Наверное, вы правы, — кивнул Чарльз. — Мой собственный отец был весьма суровым человеком, большим эгоистом и к тому же довольно жестоким по натуре. Я долгое время ненавидел его, пока не понял, что в первую очередь сам страдаю от этого. Но, с другой стороны, это было неплохо, потому что ненависть к отцу подстегивала меня, придавая мне силы. Я хотел быть другим… не таким, как он. Я стремился к независимости.

— Понимаю… то же самое происходило со мной… Моя мать действовала на меня как катализатор. Я стремилась ни в чем не походить на нее.

— А что насчет мужчин? Они занимают какое-нибудь место в вашей жизни?

Я снова насторожилась.

— Были… несколько, — холодно бросила я.

— Не сомневаюсь, что были. Причем наверняка их было столько, что вы могли выбирать. Но мужчины, насколько я понимаю, для вас не главное. А случалось, чтобы вы вообще когда-нибудь подолгу жили с одним мужчиной?

Мне очень не понравился его тон — у меня появилось неприятное чувство, будто меня допрашивают. Но больше всего меня бесила покорность, с которой я отвечала на его вопросы. Конечно, разумнее всего было бы посоветовать ему не совать нос в чужие дела. Но я продолжала покорно отвечать, словно этот человек имел право знать обо мне все.

— Да… пару раз.

— Но вас это не устраивало?

— Нет.

— Похоже, вы чего-то боитесь? Но чего? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.

— Вы пренебрегаете мною, Чарльз, — капризно протянула сидевшая слева от него немолодая дама. Видимо, услышав его последние слова, она теперь сгорала от любопытства, желая узнать, о чем речь. — Думаю, не ошибусь, если предположу, что эта юная леди, — она бросила на меня такой взгляд, что я мигом покрылась «гусиной кожей», — совершенно вас очаровала.

— И вы абсолютно правы, — кивнул Чарльз, ничуть не смутившись.

Однако он послушно повернулся к ней и даже задал какой-то вопрос о ее муже. Судя по обрывкам фраз, муж в настоящее время находился в Америке, где занимался чем-то невероятно скучным. Разговор затянулся.

До конца обеда беседа оставалась общей. Так продолжалось, даже когда мы перешли в студию. Мы с Мин и Чармиан остановились возле камина.

Я вдруг почувствовала, что меня тронули за руку.

— Пойдемте, — прошептал Чарльз. — Я ведь обещал, что покажу вам нечто прекрасное. — Он взял меня под руку, и мы вышли в холл.

— Это Горас, мой секретарь и доверенное лицо, — объяснил он, взяв пальто из рук молодого человека и помогая мне надеть его. Горас, невысокий юноша в громадных очках и с черными волосами, стоящими ежиком у него на голове, слабо улыбнулся.

Пальто оказалось сделанным из тончайшей ангорской шерсти, невероятно теплым и легким. От него исходил слабый запах сигар. Я была слегка заинтригована… надо сказать, все это мало походило на попытку соблазнения. Чарльз провел меня через несколько комнат, пока мы не оказались, как я решила, где-то в задней части дома. Потом мы вышли во дворик, где уже успели расчистить снег. На небе ярко сияла луна, то появляясь, то снова пропадая за облаками. Откуда-то сбоку, из одного из открытых стойл, лился свет.

— Все в порядке, Бенни, я только пару минут полюбуюсь на нее и всё, — бросил Чарльз, обращаясь к незнакомому мне коротышке в кепке, от которого исходил явственный аромат конюшен.

Бенни вежливо приложил руку к кепке, приветствуя меня, и ушел.

— Пошли. Не бойтесь.

Как ни странно, этот легкий намек на мою трусость нисколько меня не задел, потому что, если честно, я и вправду почувствовала, как страх заползает в мою душу. Чарльз взял меня за руку, решительно втащил внутрь и запер за нами дверь. Лошадь бегала взад-вперед, насколько ей позволяла накинутая на шею веревка. Увидев нас, она шумно втянула носом воздух, выкатила глаза и задергала головой. От страха она вся дрожала. Шкура ее вдруг подернулась рябью, словно поверхность воды, когда подует ветер, огромные копыта прогрохотали по полу. Чарльз негромко заговорил с ней, пытаясь успокоить встревоженное животное. Он что-то нежно ворковал, а я, стыдно признаться, вжалась спиной в дверь и молила Бога только о том, чтобы проклятая скотина не затоптала меня своими копытами. Потом Чарльз, подойдя к лошади, положил руку ей на голову и принялся осторожно почесывать ей холку, все время приговаривая что-то негромким, спокойным голосом. Видимо, это подействовало — немного успокоившись, лошадь перестала дрожать и спустя несколько минут застыла словно завороженная. Она стояла так тихо, что ей бы позавидовал даже ослик, покорно катающий детей по пляжу.

— Это Астарта. Самая лучшая кобыла из всех, которые у меня были. Ну разве она не прекрасна?

— Очаровательное создание. Только… эээ… очень большое.

Рука Чарльза погладила ласково спину кобылы, и я заметила, как она вздрогнула от удовольствия, но не двинулась с места, только, повернув голову, посмотрела на хозяина влажными карими глазами. Тогда я начала смутно подозревать, что меня привели сюда не случайно — невольно напрашивалась некая аналогия между этой нервной, породистой кобылой и мной. Видимо, Чарльз решил намекнуть, что со временем ему удастся так же подчинить меня себе, как удалось добиться покорности от кобылы.