Книга Долг и страсть - Несси Остин

Он погрузил пальцы в шелковистые пряди ее волос, и поцелуй его стал неистовее.

— Мей, — простонал Саид, на мгновение отрываясь от нее, и они упали на жесткую траву. — Прекрасная, удивительная Мей.

Ее пальцы жадно исследовали выпуклости его мускулистого торса, скрытого под тонкой тканью рубашки, сладострастно впивались в спину.

Саид чувствовал, что вот-вот взорвется от желания. Но было что-то важнее этого — он понимал, что эта женщина как никакая другая заслуживает его откровенности. И немедленно, пока не стало слишком поздно.

Он посмотрел на Мей, чувствуя, как пламя желания покрывает темным румянцем его щеки. Увидел не менее страстный ответ в ее потемневших глазах и судорожно перевел дыхание.

— Я должен сказать тебе кое-что.

Но Мей была горда. А также проницательна — они оба это знали. Она покачала головой.

— Я знаю.

— Ты не можешь знать!

Мей хотелось выразить это по-своему, поскольку она боялась, что его слова причинят ей невыносимую боль.

— У нас нет будущего — вот что я знаю. Мы имеем то, что имеем, и я не должна видеть в этом ничего большего. — Она едва не улыбнулась при виде глубокого недоумения, отразившегося на его лице, мгновенно поняв, что перед ней мужчина, который привык, чтобы первый выстрел всегда был за ним. — Не беспокойся, Саид, — хрипловато закончила она.

Он покачал головой, выругавшись про себя. Эмоционально отдалившись, что она только что проделала, Мей преуспела лишь в том, что заставила его желать ее сильнее. Невероятно! И оттого, что она никогда не будет по-настоящему принадлежать ему, потребность в ней казалась еще ощутимее.

Заметив боль, исказившую его черты, она в попытке смягчить ее провела по твердой линии его подбородка.

— Саид, — нежно спросила Мей, — в чем дело?

Издав приглушенный стон, он склонился и поцеловал ее в шею, в то время как пальцы быстро расстегнули пуговицы рубашки. Стон стал громче, когда руки нашли покрытые шелком и кружевом выпуклости грудей.

Саид распахнул рубашку и, отстранившись, посмотрел на нее столь же неистовым и черным взглядом, как у жеребца, на котором они недавно скакали. Она не промолвила ни слова, когда он стягивал с нее кожаные штаны и нетерпеливо сдергивал носки до тех пор, пока Мей не осталась лежать перед ним только в лифчике и трусиках.

— Кружева. — Он сглотнул, перебегая жадным взглядом от ее лица к груди и ниже, туда, где лишь крошечный ажурный треугольник скрывал от его взгляда дорогое сокровище. — Я всегда знал, что ты носишь кружева, Мей.

— А ты? — Она провела ногтями по его соскам поверх белой ткани рубашки. — А ты, Саид?

Он привык к абсолютному господству.

— Я? — дрогнувшим голосом спросил он, и Мей безошибочно уловила в его тоне нотку изумления. — Что, я, Мей?

— Сними это, — мягко потребовала она.

Ее слова заставили кровь в его жилах заструиться с огромной скоростью.

— Это… приказ? — запнувшись, спросил Саид.

Мей буквально купалась в ощущении того, что происходящее для него совершенно внове.

— Разумеется.

Вид ее головы в облаке пепельных волос, огромных синих глаз и слегка припухшего рта возбуждал его почти так же, как ее полуобнаженное тело. Саид начал расстегивать рубашку трясущимися пальцами.

— Ты поймала меня в свои сети, милая Мей, смотри, как дрожат мои руки, — пробормотал он, отбрасывая рубашку на колючую пустынную растительность. — Каков будет твой следующий приказ?

— Сними это, — распорядилась она, наслаждаясь своей властью над этим мужчиной. Этим мужчиной!

— Что? — Но вопрос, который он собирался задать насмешливо, прозвучал почти умоляюще.

— Все.

Высокие черные сапоги для верховой езды были сброшены мгновенно. А затем он коснулся пуговиц на кожаных штанах и по тому, как напряглись ее груди, понял, что Мей находится в стадии почти невыносимого возбуждения. И ты, и я, подумал он в каком-то беспомощном восторге.

Он раздевался так медленно и подчеркнуто, как только мог, и Мей потрясло, испугало и неимоверно возбудило то, что под штанами для верховой езды у него ничего не было. Абсолютно ничего. Ничто не скрывало великолепия его восставшей плоти. Сглотнув, Мей спросила себя, а не потому ли… не потому ли…

Он заметил выражение ее глаз, когда отправил штаны вслед за рубашкой.

— Ты боишься, что я — слишком мужчина для тебя?

Мей издала мягкий радостный смешок при виде такого самодовольного хвастовства.

— Может быть, это ты боишься, что я — слишком женщина для тебя!

В ответ на это он быстро и изящно стянул с нее трусики и, просунув руки под спину, расстегнул лифчик одним ловким движением, выпустив на волю великолепие молочно-белых грудей. Не дыша, он окинул взглядом ее наготу и лег поверх Мей, накрыв жадным ртом один из ее сосков, а руками лаская бедра.

Мей запрокинула голову.

— О, Саид!

— Хочешь, чтобы я остановился? — спросил он, приподняв голову и оторвавшись от ее соска, что едва не свело Мей с ума от разочарования.

— Да! Нет!

— Так что же?

— Я хочу наслаждаться этим… тобой… медленно. — Она желала бы, чтобы это длилось, и длилось, и не кончалось никогда. Саид ее, в ее объятиях, именно так, как она мечтала с той минуты, когда впервые увидела его.

— В следующий раз, — пообещал он. — Мы слишком долго этого ждали. Сейчас мы утолим голод, а позже насладимся пиром чувств.

Она почувствовала ласку его пальцев и содрогнулась.

— Это и так пир, Саид. — Она вздохнула. — И так пир.

— О, Мей… — Он улыбнулся, когда ее тело немедленно ответило на его прикосновение. — Милая, прекрасная Мей.

Но он не мог больше ждать, его желание достигло крайних пределов. И в момент, предшествовавший полному слиянию их тел, Саид почувствовал, что постиг жизнь — постиг так, как никогда не удавалось ему прежде.

Нетерпеливыми руками он развел ее бедра, и Мей ощутила его невероятную мощь. Наверное, еще слишком рано? Наверное, она не готова? Но она будто растворилась в горячем меду этого первого прикосновения, и ее бедра словно по собственной воле раздвинулись шире. И когда Саид долгим сладострастным движением вошел в нее, он глухо застонал.

Он отвечал всем ее потребностям — физическим, духовным, эмоциональным. Захваченные единым чувством, не замечая обжигающих лучей солнца, они не были больше принцем Саидом и его служащей Мей Хадсон. Они были просто мужчиной и женщиной, объединенными самым главным из всех ритмов жизни.

Мей не помнила ни поцелуев, ни слов, которые он шептал ей на ухо — то английских, то, более горячих, на незнакомом, очевидно арабском, языке. Она знала только, что звезды манят ее, что весь ее мир готов взорваться.