Книга Кузина королевы - Шейла Бишоп

Все замолчали. Но если Робину двадцать один, а королеве пятьдесят пять? Перед этими показателями меркла разница в возрасте между Кристофером и леди Лейстер.

– Когда мне нужно будет твое мнение, – произнес Робин, обращаясь к брату, – я о нем спрошу. А до тех пор держи рот на замке и говори только тогда, когда тебя спрашивают. Что ты знаешь о чувствах взрослых мужчин и женщин? Я больше не потерплю подобной дерзости.

– Я... прошу прощения, милорд, – запинаясь, сказал Уолтер. – Я не имел в виду... то есть я не думал... я не собирался тебя задевать.

Робин пожал плечами.

– Ты должен научиться понимать и прощать, – произнес он погодя. – Думаю, ты скоро увидишь, что Кристофер и мать поладят друг с другом.

– Что ж, нелишне было бы поднять бокал за то, что наши семьи породнились, – сказал Уолтер Чарльзу.

– И в самом деле! – воскликнула Пенелопа, которая старалась видеть хорошее даже в самом плохом. – Мы очень рады, нас с вами теперь объединяют родственные связи.

– Вы слишком добры ко мне. Я этого не заслуживаю, – сказал Чарльз.

Пенелопу не обманула эта обтекаемая фраза. Чарльз допустил колкость, почти дерзость, что совсем не было похоже на него. Неужели минувшее до сих пор терзает его? Или, может быть, сейчас больше, чем когда-либо? Но он же понимает, что она не виновата в том, что они расстались тогда. Пенелопу озадачила скрытая в его словах горечь. В чем причина? Два месяца спустя она обнаружила ее.

Летиция Лейстер не собиралась считаться с мнением общества. Она везде появлялась с новым мужем и в то же время настаивала на своем праве использовать старый титул. Кристофер попал под каблук своей энергичной жены. Это его устраивало. Однако его угнетало отношение окружающих: многие думали о нем плохо, мало того – презирали. Он с удивлением обнаружил, что золотоволосая красавица, тремя годами младше его, стала его падчерицей. Как-то дождливым осенним вечером он сказал Пенелопе, как трудно жить, терпя нападки со всех сторон. Летиция навещала своего отца, но он знал, что его там не ждут, поэтому остался дома и топил себя в жалости к самому себе. Собственная семья относилась к нему не лучше. Чарльз не давал ему спуску.

– Не знаю уж, какое право он имеет судить меня, если вспомнить о его собственных грехах. Но... мне нельзя об этом говорить. Беда в том, Пенелопа, что вы слишком восприимчивая слушательница.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы рассказывали мне о том, что мне не следует знать, – заметила Пенелопа, покривив душой. Ей очень хотелось знать, о каких грехах Чарльза упомянул Кристофер.

– В общем, – улыбнулся Кристофер, – в молодости у Чарльза была любовь. Он держал ее в строжайшем секрете, вбив себе в голову, что он связан с ней навеки. Он ведь стал еретиком, выступив против канонов официальной церкви. О господи, я и забыл, что вы тоже еретичка. Прошу прощения...

Пенелопа пропустила эту бестактность мимо ушей. У Чарльза, похоже, имеет место вкус к тайным приключениям. После их любви он, вероятно, вступил с кем-то в тайный брак...

– Вы знаете еще что-либо? – спросила она. – Как долго Чарльз и его пассия были женаты? И почему расстались?

– Они не были женаты, – ответил Кристофер.

– Да? Из того, что вы сказали...

– Они обменялись обручальными кольцами и поклялись друг другу в верности. Многие приравнивают этот обряд к венчанию. Чарльз считает, что он не вправе отступить от данного когда-то слова.

Пенелопа молчала. Ее любопытство было удовлетворено, но она отнюдь не испытывала радости. Должно быть, Чарльз любил еще кого-то...

Стараясь говорить равнодушным тоном, Пенелопа спросила:

– Вы знаете, что это была за особа.

– Он говорил, что она из знатной семьи. Поэтому ее родители и разлучили их – они не могли позволить, чтобы их сокровище досталось нищему Блаунту. Однако ее добродетель оказалась не такой бесспорной, как происхождение, – она легко нарушила данную ему клятву. Чарльз говорил мне, что она вышла замуж за человека, подобающего ее положению. Я иногда задумываюсь, не принадлежит ли она ко двору.

Итак, надежды на ошибку больше не осталось. Пенелопа была в смятении. Она знала, что ей не обрести мира в душе до тех пор, пока она не поговорит с Чарльзом. Неужели он считает, что его жизнь искалечена раз и навсегда тем, что случилось больше десяти лет назад? Пенелопа знала, что клятвы, данные друг другу влюбленными, и обручение, пусть даже тайное, иногда служили поводом для обращения в суд, если не сопровождались последующим венчанием. Но она никогда не думала, что их отношения с Чарльзом – из того же разряда.

Она искала встречи с ним, а он превратился в невидимку. Двор находился в Гринвиче, и за две недели своего пребывания при дворе Пенелопе ни разу не удалось остаться с ним с глазу на глаз. Но однажды утром ей представилась такая возможность. Она собиралась отплыть на барке в Лондон, когда на причале появился Чарльз и спросил ее, не пригласит ли она его с собой. У него было какое-то срочное дело к вице-губернатору Тауэра, района вокруг старинной крепости на берегу Темзы.

– Поднимайтесь, сэр Чарльз. Я буду рада компании.

Она жестом приказала служанке пересесть на корму, и Чарльз разместился рядом с Пенелопой под небольшим тентом. Занавески были сдвинуты из-за жары, необычной для октябрьского утра, но все же они могли спокойно разговаривать, не боясь, что их услышат.

Барка отплывала, а Пенелопа собиралась с духом.

– Я хотела поговорить с вами. Ваш двоюродный брат недавно рассказал мне кое-что, и это меня очень обеспокоило.

Она замолчала, вслушиваясь в ритмичные всплески весел о воду, сопровождающие скрип уключин.

– Он случайно поведал, что когда-то вы обручились с особой благородного происхождения и теперь считаете себя связанным с ней на всю жизнь, несмотря на то, что она вышла за другого.

Чарльз молчал и не двигался. Она смотрела на него и ничего не могла прочесть по его лицу. Погодя он сказал:

– Предполагаю, что мой кузен был пьян.

– Возможно, но какое это имеет значение? Не вините Кристофера. Мне не следовало сразу бежать к вам и все разбалтывать. Но мне необходимо знать правду.

– Правду, леди Рич? Но насколько я понимаю, вы уже знаете правду, хотя и предпочли бы с большим удовольствием остаться в неведении. Я должен был рассказать об обручении моей семье, поскольку они хотели заставить меня жениться.

– Я все еще ничего не понимаю. Почему вы не согласились жениться? Вы же... не считаете, что мы с вами обручены?

– Мы как раз обручены и связаны друг с другом узами перед лицом Господа на всю жизнь. И не имеем права связывать себя узами брака с кем-либо еще.

– Но это безумие! – воскликнула Пенелопа. – Я же вышла замуж за лорда Рича!

Чарльз молчал.

– Вы, должно быть, полагаете, что я совершила смертный грех, – прервала молчание она.