Книга Кузина королевы - Шейла Бишоп

– Она заперлась у себя в спальне, – рассказывал Робин. – И не выходила до тех пор, пока лорд-казначёй не пригрозил, что выломает дверь.

– Она даже не рассердилась на меня за мою дерзость, – печально говорил лорд Берли. – Я знал, что так будет ведь я уже столько лет служу ей. Она всегда остается наедине со своим горем. Я советовал вашему брату, леди Рич, быть весьма терпеливым.

От Робина многое зависело, так как королева была в ужасном состоянии. Она любила Лейстера, и в тяжелое для страны и королевы время он полностью вернул ее былое расположение. Это не было романтическим чувством – их отношения были похожи на отношения состоящих долгое время в браке супругов. Последние недели жизни Лейстера оказались, возможно, и его самыми счастливыми неделями. Теперь он был мертв, а ее сердце было разбито. Королеве Англии не к лицу было выставлять себя на посмешище в момент величайшего триумфа страны. И все же это было выше ее сил – совсем не обратить внимания на потерю старого друга и как ни в чем не бывало продолжать бесконечные празднования и официальные церемонии.

Робин был для королевы Елизаветы своеобразным лекарством: не только из-за того, что являлся молодым ее фаворитом, но еще и потому, что был ее кузеном и приемным сыном Лейстера. Робин был той родственной душой, в общении с которой королева получала отдохновение.

Робин хорошо вел свою партию. Чужое горе и страдание всегда заставляли его, преодолев себялюбие, целиком посвящать себя человеку, нуждающемуся в его помощи. Он придумывал для королевы развлечения, и она, незаметно для себя самой, принимала в них участие – он никогда, не уставал от разговоров о Лейстере, к которым они всегда возвращались.

Люди понимающие видели, что смерть отчима сыграла молодому Эссексу на руку. Однако все, что Робин делал для Елизаветы, он делал от чистого сердца и из самых лучших побуждений, и она знала это. Она не медленно назначила его на оставшуюся вакантной после смерти Лейстера должность королевского конюшего, ведающего дворцовой конюшней и конным хозяйством, и произвела его в рыцари ордена Подвязки. Ему не было еще и двадцати одного года.

Похоронив Лейстера, мать Пенелопы не стала впустую терять время. Высушив слезы, она вышла замуж за Кристофера Блаунта. Это была не очень красивая история. Блаунт был на восемнадцать лет младше ее и, будучи слугой графа, почти наверняка был ее любовником при его жизни. Королева была в ярости, хотя и не могла скрыть мрачного удовлетворения от того, что ее нелицеприятное мнение о Летиции в который раз подтвердилось. Лондонские таверны были полны неясных слухов о том, что Лейстера отравили.

Дети леди Лейстер от первого брака собрались, чтобы обсудить, как им относиться к этому, оскорблению памяти второго мужа и должны ли они признать третьего.

– Хорошо же мы будем выглядеть рядом с таким отчимом! – заявила Дороти. – Матушка могла бы подумать о нашей чести, если уж ее не заботит собственная.

Дороти, как и Пенелопе, не повезло с мужем, хотя она и выбирала его сама. Выйдя замуж за Тома Перрота наперекор мнению родственников, она жалела об этом с самого дня свадьбы и завидовала матери.

– Это чудовищно! – воскликнул Уолтер. Он был самым младшим из четверки Деверо и в свои девятнадцать все еще думал, что мать должна быть выше человеческих страстей. – У меня в голове не укладывается, как она могла так поступить. Я никогда не смогу непринужденно общаться ни с ней, ни с ним, не говоря уже о том, чтобы признать его в качестве отца.

– Прежде чем что-либо решить, послушай, что скажет Робин, – заметила Пенелопа.

Они ждали, что скажет Робин – среди всех четверых он обладал непререкаемым авторитетом. Спустя пару дней все Деверо собрались в доме Лейстера, который теперь назывался домом Эссекса и уже начал изменяться под стать новому владельцу – жизнь била ключом, вверх и вниз по лестницам сновали разного ранга секретари, слуги, протеже, которыми Робин непрестанно пополнял свою свиту – не ради тщеславия, но от искренней щедрости. Он хотел, чтобы все его друзья и доброжелатели могли разделить с ним его успех. В те дни к графу Эссекскому, казалось, прислушивался весь мир, и его брат и сестры не стали исключением.

– Что ты скажешь, Робин? – спросила Пенелопа.

– Я помню смерть отца, – ответил Робин после непродолжительной паузы. – Мне запретили присутствовать на его похоронах – дескать, я для этого слишком болезненный. Я до сих пор чувствую вину перед отцом.

– К чему ты клонишь? – спросила Дороти.

– Как оказалось, у меня были перед отцом какие-то обязанности, о которых я не подозревал и которые не мог бы выполнить в девятилетнем возрасте. Будет ли разумно, если я сейчас стану из себя разыгрывать старшего сына Лейстера. Нашей главной заботой должна стать защита матери.

– Думаешь, ей нужна защита? – произнесла Дороти.

Уолтер высказался утвердительно. Он хотел оградить мать от влияния Кристофера Блаунта, которого считал единственным виновником всего случившегося. Пылкая речь Уолтера была прервана приходом Гелли Меррика, дворецкого Робина, объявившего, что внизу ждет посетитель, которого его светлость, возможно, захочет принять.

– Наверняка кто-то пришел выразить свои соболезнования, – сказал Робин. – Кто же это?

– Сэр Чарльз Блаунт, милорд.

– А! Это меняет дело. Пригласите его, Меррик. – Робин посмотрел на сестер: – Он сейчас испытывает те же затруднения, что и мы. Мы с ним в одной лодке.

Возможно, Чарльз Блаунт был в другой лодке – и она была еще менее пригодна к плаванию, поскольку невыносимо было испытывать чувство стыда за близкого человека. К тому же он знал, что Кристофера все считают обыкновенным авантюристом. Едва ли он забыл, как к нему самому отнесся Лейстер, когда узнал о его отношениях с Пенелопой девять лет назад.

Чарльз поприветствовал всех и сразу перешел к делу.

– Собираются ли они признать брак? Примут ли они Кристофера в качестве отчима?

– Все спрашивают об этом, – заметил Робин. – Я не знаю, какого ответа они ждут. Этот брак действителен, и Кристофер является нашим отчимом, хотим мы этого или нет. Мы не можем отменить церемонию.

– Однако в городе ходят слухи, будто вы сказали, что отказываетесь видеться с леди Лейстер до тех пор, пока она не согласится жить раздельно с Кристофером. Если это так...

– Это неправда! – воскликнул Робин. – Я не ставил никаких условий. И все же вы, наверное, не ждете, что мы примем вашего брата в свою семью с распростертыми объятиями?

– Не жду, – без промедления ответил Чарльз. – Кристофер совершил отвратительный поступок, злоупотребив доверием хозяина и своим положением. Я не ищу ему оправданий. Но он не мерзавец, он просто слабый человек, и я прошу вас не верить людям, которые отзываются о нем как об опасном и расчетливом хищнике. Он искренне любит вашу мать, и я убежден, что только поэтому он согласился на этот брак.

– Во имя Господа, избавьте нас от ваших россказней, – прервал его Уолтер. – О какой любви может идти речь между столь разными людьми?! Ваш брат использует нашу мать в своих целях, и все это понимают. Ему двадцать девять, а ей сорок семь. Предположить, что он любит ее, – значит погрешить против истины.