Книга Левша на обе ноги - Пэлем Грэнвил Вудхауз

— Я ненавижу Нью-Йорк! — выпалила она наконец. — Я его боюсь… Это… это нечестно, что Чарли привез меня сюда! Я не хотела ехать. Я знала, что здесь будет. С самого начала чувствовала.

— И что, по-твоему, будет?

Она выдрала, наверное, целый дюйм красного плюша, прежде чем ответила. Хорошо еще, Джимми, официант на галерее, не видел этого безобразия. Он бы не вынес. Он гордится этим красным плюшем, будто купил его на собственные деньги.

— Когда я только-только оказалась в Родни… — сказала она. — Два года назад мы переехали туда из Иллинойса; так вот, там был один человек, его звали Тайсон. Джек Тайсон. Он жил совсем один и ни с кем не знался. Я не могла этого понять, пока мне не рассказали о нем. Теперь я его понимаю. Джек Тайсон женился на местной девушке, и они поехали в свадебное путешествие в Нью-Йорк, точно как мы с Чарли. Она здесь встретила разных людей и начала сравнивать их с Джеком, а Родни — с Нью-Йорком, и когда они вернулись домой, она все никак не могла успокоиться.

— И что?

— Прожили они сколько-то времени, а потом она сбежала. В Нью-Йорк, наверное.

— Он получил развод?

— Нет. Он до сих пор верит, что она вернется.

— Три года прошло, а он все еще верит, что она вернется?

— Да. Все ее вещи сохранил, точно так, как были при ней.

— Разве он на нее не злится? Если бы я была мужчиной и моя жена сделала такое, а потом опять объявилась, я бы ее убила!

— Он не стал бы. И я бы не стала. Если бы… если бы со мной так случилось, я ждала бы, и ждала, и все время надеялась. И каждый день ходила бы на станцию встречать поезд — как Джек Тайсон.

Что-то капнуло на скатерть. Я даже вздрогнула.

— Да что с тобой, в конце-то концов? Возьми себя в руки! История, конечно, грустная, но ведь ты тут ни при чем.

— При чем. Со мной тоже так будет.

— Прекрати плакать!

— Не могу… Ох, я знала, вот — уже! Смотри, смотри на него!

Я перегнулась через поручень и сразу поняла, о чем речь. Ее Чарли отплясывал вовсю — можно подумать, только вот сейчас обнаружил, что раньше и не жил. Он что-то говорил девушке, которая с ним танцевала. Издали слов было не разобрать, но я могла поклясться, что он произносит: «Вот это жизнь!» Будь я его женой — наверное, мне было бы сейчас так же плохо, как этой девочке. Если у кого и наблюдались все симптомы нью-йоркской лихорадки, так уж точно у Чарли Ферриса.

— Я не такая, как городские девушки, — всхлипнула его жена. — Я не умею быть модной и шикарной. И не хочу! Я хочу жить дома и быть счастливой, больше ничего. Я знала, что так будет, если мы поедем в Нью-Йорк. Я теперь для него нехороша. Он меня презирает.

— Успокойся!

— А я так его люблю!

Бог знает, что я бы ей сказала, если бы вообще придумала, что сказать, но тут музыка смолкла и кто-то внизу начал говорить:

— Леди-и и дженмены! Сейчас мы проведем наш традиционный конкурс! Безупречно честное состязание в мастерстве танцоров!

Это Иззи Баэрман толкал свою неизменную речь. Как и каждый вечер, он объявил конкурс на кубок «Очарование», а это значило, что мне пора идти вниз — долг зовет. С галереи было видно, как Иззи шарит глазами по залу — меня ищет. Вечный кошмар нашего начальства: вдруг однажды мы с Мейбл не явимся и кубок заберет кто-нибудь из посторонних.

Я сказала:

— Прости, мне надо идти. Я должна участвовать.

И тут вдруг меня осенило. Просто озарение какое-то снизошло. Посмотрела я на нее, как она сидит и плачет, потом глянула вниз, на неотразимого Чарли, и поняла, что сейчас войду в историю наравне с величайшими мыслителями всех времен и народов.

— Пошли, — сказала я. — Вытри слезы, напудри нос и вперед!

— Чарли не хочет со мной танцевать…

— Ты, может быть, не заметила, но твой Чарли — не единственный мужчина в Нью-Йорке и даже в этом ресторане. Чарли я беру на себя, а тебя познакомлю с кем-нибудь, кто умеет танцевать по-настоящему. Слушай, что там говорят!

— Дама из каждой пары, — надсаживался Иззи, — получит билетик с ном-мером! Затем начнется танец, и пары будут по очереди выбывать из игры. Те, чей ном-мер объявляет судья, возвращаются на свои места за столиками! Оставшийся ном-мер и будет победителем! Это честное и объективное состязание! Все решает мастерство тан-н-цоров! — Иззи разучился краснеть примерно в шестилетнем возрасте. — Дамы, прошу вас выйти вперед и получить ном-мера! Победит ном-мер, который останется последним после того, как все остальные выйдут из игры! Победительница, — Иззи все сильнее нервничал, не понимая, куда я подевалась, — получит приз — кубок «Очарование». Кубок предоставляют владельцы ресторана. Дамы, прошу — получайте ном-мера!

Я посмотрела на миссис Чарли.

— Ну что, хочешь выиграть кубок «Очарование»?

— Где уж мне…

— А вдруг повезет!

— При чем здесь везение? Вы же слышали, он сказал — все решает мастерство.

— Так испытай свое мастерство! — Мне прямо встряхнуть ее хотелось. — Господи Боже, покажи свой характер! Или ты пальцем о палец не ударишь, чтобы удержать своего Чарли? Подумай, что будет, если ты победишь. Он всю жизнь будет смотреть на тебя снизу вверх! Как начнет вспоминать о Нью-Йорке, ты ему: «Нью-Йорк? Ах да, это где я выиграла кубок «Очарование», верно?» Он и отпадет, как будто ты ему заехала по башке кастетом. Давай, соберись!

Ее карие глаза сверкнули. Она сказала:

— Я попробую.

— Вот и молодец. Теперь утри глаза, наштукатурься, а я пойду возьму билетики.

Иззи мне здорово обрадовался.

— Я уж думал, ты сбежала, или заболела, или еще что. Вот, держи билетик.

— Дай мне два. Один — для подруги. И еще, Иззи — я тебе буду очень благодарна, если ты ее не выгонишь, пока не останутся только две пары. Нам очень нужно. Малышка из деревни, мечтает произвести впечатление на своего парня.

— Конечно, без вопросов. Вот, получай. Твой номер — тридцать шестой, ее — десятый. — Он понизил голос: — Не перепутай, смотри!

Я вернулась на галерею. По дороге остановила Чарли.

— Этот танец мы с вами танцуем вместе.

Он заулыбался во весь рот.

Миссис Чарли уже привела себя в порядок — посмотришь на нее, она никогда в жизни слезинки не проронила. Все-таки у девочки был характер.

Я сказала:

— Идем. Крепче держи билетик и не вздумай спотыкаться!

Вы, наверное, видели эти конкурсы у «Гейзенхаймера». А если не у «Гейзенхаймера», так еще где-нибудь. Они везде одинаковые.

Вначале участников было так много, что и повернуться негде. А еще говорят, что в наше время на свете не осталось оптимистов! У всех были такие лица, словно они обдумывают, где лучше поставить кубок — в спальне или в гостиной. Что тут скажешь, надежда — светлое чувство.