Книга Степь в крови - Глеб Булатов

Зетлинг не обратил внимания на приглашение Никанора Ивановича, но решительно прошел в другой конец комнаты, где на журнальном столике лежали маузер, кобура и нагайка. Зетлинг взял за спинку черный с темно-зеленой обивкой стул, поставил его перед столиком и сел так, чтобы отделить собою пространство между Никанором Ивановичем и его оружием.

– Боитесь? – Никанор Иванович скривил презрительную гримасу. – Не нужно было тянуть, а расправиться с вами сразу. А лучше еще в Питере. Но тогда ваш доброхот и благожелатель сорвал все дело… Но что там говорить? Верю ли я в высшие силы, спрашиваете вы? Раньше верил. А сейчас – к чему! Существуй они, никогда бы не могло произойти того, что происходит на наших глазах. Вы были в застенках ЧК? Вам посчастливилось. А я был. Даже более – именно я создал их. И если я смог сделать это, то ничего нет. Все выдумки. Нас никто не любит и никто не предостерегает от ненужного шага. А это означает лишь одно – что ничего нет. Мы просто эффект эволюции, мы паразиты, а коли так, то нужно быть достойными своего звания. Вы не согласны?

Никанор Иванович скрестил руки на груди, хотя внешний вид его мало выдавал кипучую работу мысли. За время своего монолога он успел перебрать все возможные варианты спасения, и все они казались ему безнадежными. Он чувствовал, что единственный выход состоит в том, чтобы открыто бросить вызов Зетлингу. Никанор Иванович был сильным человеком, он был храбр, и он знал, что Зетлинг не станет стрелять, сочтя это подлым. Но эту-то возможность Никанор Иванович отверг первой и бесповоротно. В его сердце был страх, и более всего от осознания своей неправоты. Он не чувствовал за собой правды и в этой схватке был заранее ущербен.

– Странно рассуждать так. Мне грустно от ваших слов, – Зетлинг огорченно скривил губы. – Ваш господин, Аваддон, столько поведал мне о высшей миссии и о вашей избранности, что я уповал услышать другое.

– Наши пути разошлись.

– Тем более странно, ведь есть такие места, откуда невозможно уйти, – Зетлинг вопросительно взглянул на Никанора Ивановича. – Действительно странно то, что вы еще живы.

– Вы мало знаете, но судите умело. Жизнь сложнее, чем представлял ее себе мой бывший товарищ.

– Господин, – поправил Зетлинг.

– Пускай господин, бывший господин. Будь все дело в борьбе добра и зла, давно бы зло победило. Но есть нечто чуждое этим крайностям. Я сторонник умеренности во всем.

Нагловатый, хамский тон Никанора Ивановича раздражал Зетлинга, рождая у него омерзение к собеседнику. Зетлингу казалось, что достойный человек в таких крайних обстоятельствах должен вести себя иначе.

– К чему эта ложь? Вы жалкий тип, понабравшийся апломба у своего хозяина, предавший его и возомнивший себя величиной. В вас и во всем, что вы делаете, есть что-то гнилое.

– Вы нравоучать сюда явились! – Никанор Иванович в гневе вскочил, но, встретив взгляд Зетлинга, вынужден был сесть на прежнее место. – Вы можете меня обвинять и судить, но не имеете права оскорблять.

– Помилуйте, неужто вы полагаете, что я буду мараться такой грязью? Такой мерзостью? В специальных службах найдутся костоломы старой закалки, которые очень скоро вернут вас к реальности.

– Живым я вам не дамся.

– Безнадежно. На это у вас не хватит духу, – Зетлинг презрительно ухмыльнулся. – Впрочем, коли желаете – прыгайте в окно. Высоты довольно, чтобы все закончилось мгновенно.

Никанор Иванович исподлобья посмотрел на Зетлинга, на раскрытое окно, прикусил нижнюю губу и, посомневавшись, спросил:

– Что же вы мне предлагаете?

– Ничего.

– Но зачем вы пришли?

– Побеседовать. Поймите, дражайший Никанор Иванович, вы мне не нужны ни в коем разе. Ничего нового вы сказать не можете, вы жалкая тень своего хозяина и не интересны мне. Что до гибели посольства генерала Алмазова, то я знаю достаточно и в вас не нуждаюсь. Наш общий друг полковник Вершинский получит по заслугам, а с вашим исчезновением угроза измены исчезнет сама собой. Потому мы с вами можем расстаться без обиняков и сожалений. Правда?

Зетлинг устал от разговора. Он ощущал тошнотворную гадливость к этому холеному, самоуверенному, наглому, беспомощному человеку. Никанор Иванович был виновником гибели посольства и в нем сосредоточивалась угроза Белому движению; он, наконец, своим тлетворным влиянием развращал людей, вынуждал их совершать то, о чем раньше они бы и не помыслили.

– У меня к вам лишь один вопрос, – Зетлинг словно вспомнил о чем-то важном. – Какую роль во всей этой истории играл Глебов? Я бы не стал просить вас, но все прочие участники тех событий канули, надо полагать, в небытие и, кроме вас, никто не разрешит моего любопытства.

– Глебов мертв, а я обречен, так что скрывать нечего. Мы взяли его в плен в Петровске и вынудили оказать нам небольшую услугу. Он убедил генерала Алмазова, наивной души был человек, воспользоваться услугами одного капитана… Но вы с ним знакомы, конечно. Когда-то он сыграл слишком огромную роль в вашей судьбе и судьбе очаровательной Марии Александровны.

– Ваш брат.

– Точно так. Собственно, и все. После захвата посольства Глебов был пленен нами, но бежал.

– И вы убили его, чтобы он вас не выдал?

– Конечно, нет. Он не мог выдать меня, ведь тогда б ему пришлось рассказать и о своей неприглядной роли во всей этой истории. Но убили его действительно потому, что он много знал. Это сделал хорошо вам известный господин. Будучи в плену, Глебов стал свидетелем одной сцены… и узнал о роли этого господина в гибели посольства.

– Полковник Вершинский?

– Как вы догадались? – Никанор Иванович рассмеялся сухим карканьем, но вдруг принял надменный вид и, проницательно заглядывая в глаза Зетлингу, заговорил тихо и медленно: – Капитан, отпусти меня. Я больше не вернусь в Новочеркасск и больше не стану работать на большевиков. Вспомни, как мы с братом спасли жизнь тебе и Петлицкой. Ты должен быть благодарен нам.

– Ты говоришь глупые вещи. Ты, жаждущий крови, тогда не испил ее, потому что тебе помешал твой хозяин. Теперь ты ждешь от меня благородства? И я явлю его. Ты обречен провести остаток своих дней в гнилой каменной яме в пытках и постоянном ожидании казни. Но я даю тебе шанс достойно закончить свои дни. Это единственная возможность для тебя. За дверью ждут и скоро войдут сюда. Но видишь окно? Я не стану тебе мешать.

Никанор Иванович встал, подошел вплотную к окну и, опершись на подоконник белыми дрожащими ладонями, выглянул наружу. Окно выходило на мостовую в нескольких шагах от парадного входа в гостиницу. Внизу, чуть поодаль, стояла коляска, в которой сидела женщина в розовой фетровой шляпе. Кучер вполголоса покрикивал на лошадей, затеявших игру и кусавших друг друга в шею. Прямо под самым окном стоял казак и, весело смеясь над неловким кучером и беспокойными лошадьми, своими колкими замечаниями старался привлечь внимание женщины в коляске.

Никанор Иванович отстранился от окна, обернулся к Зетлингу, неподвижно сидящему со скрещенными и вытянутыми ногами.