Книга Рай под колпаком - Виталий Забирко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В основном в кафе обедали молодые люди, но за одним столиком сидела пара постарше, лет сорока. Что-то знакомое показалось мне в лице моложавой женщины, я вгляделся, и мурашки пробежали по спине. Переведя взгляд на сидевшего рядом с ней мужчину, я узнали его. Это была чета пенсионеров Моргачевых, моих соседей по лестничной площадке. Николай Александрович и Софья Ивановна. Но, бог ты мой, как изменились оба! Тучные старики, вечно чем-то недовольные, постоянно брюзжащие, они сбросили каждый килограммов по тридцать, помолодели, посвежели, и я впервые видел их улыбки. Ни сединки не серебрилось в ранее белых волосах — Софья Ивановна неожиданно оказалась русой симпатичной женщиной с замысловатой прической, а лысую голову Николая Александровича покрывал бобрик каштановых волос. И это был и не парики — настоящие волосы.
Что-то тревожное шевельнулось в сознании, и я вспомнил, как «ученый муж» в кафе на месте пивного ларька сказал, что занимается проблемой продления жизни таким, как я. Это что же он имел в виду?
— Вот я и свободна, — сказала над ухом Нюра.
Я повернулся. Нюра изменилась. Изменилась, как все и всё вокруг. Не было в ее взгляде былой тоски по замужеству, а была ставшая уже привычной затаенная жалость. Уж не за мою ли жизнь, продление которой до сих пор не решено, они все меня жалеют?! Чушь какая-то. Парень я молодой, мне еще жить и жить…
— Извини, — сказала она, — шпикачек сегодня не завезли. Попробуй это — тебе понравится.
Она поставила передо мной тарелку, на которой лежали толстые белые стебли.
— Что это?
— Бакамарсту, обжаренные в масле. Можно есть и сырыми, но так вкуснее.
Я взял нож, отрезал маленький кусочек, наколол на вилку и опасливо отправил в рот. Таинственное бакамарсту, явно растительного происхождения, как вчерашнее «паториче к пиву», по вкусу напоминал сочный телячий лангет.
— Я же говорила, что тебе понравится, — оценила мою реакцию Нюра. — Кофе?
— Да.
— Без кофеина?
Я вздернул брови.
— Нюрочка, за кого ты меня принимаешь? Я пью только натуральный.
Нюра смешалась.
— Хорошо, есть еще немного… — со вздохом произнесла она. — А потом придется отвыкать. Поставок натурального кофе больше не будет. Только без кофеина.
Я ничего не сказал, но настроение испортилось окончательно. Предвидел нечто подобное после вчерашнего сообщения Валентина Сергеевича о прекращении поставок сигарет.
Нюра поставила передо мной чашку кофе, а затем ее отвлекли новыми заказами. И я был рад, что не пришлось продолжать разговор. Не было той Нюры, которую я знал, над которой незлобно подтрунивал… Будь она прежней, наверное, в пароксизме чувств на полном серьезе предложил бы ей прямо сейчас, не отходя от стойки, руку и сердце. А так… Тягостно мне среди этих людей, ох и тягостно…
Давясь растительными лангетами и обжигаясь горячим кофе, я наспех поел и поспешил к выходу.
— Спасибо за обед! — излишне эмоционально сказал на ходу Нюре. — Было очень вкусно.
— Заходи еще! — крикнула она вдогонку. — Кто тебя, бедолагу, горячим накормит?
«Бедолагой» Нюра сразила меня окончательно. Буркнув под нос: «Непременно…» — я выскочил вон.
Все изменилось в розовом мире, в котором я, похоже, из везунчика превратился в парию.
Часы показывали десять утра, до назначенного срока, когда я должен забрать в автосервисе отремонтированные «Жигули», осталось еще два часа, делать было нечего, и я неприкаянно побрел по улице. Город не отторгал, но и не принимал меня, и я чувствовал себя на его улицах этаким новым бомжем, который у людей ничего, кроме жалости, не вызывает. Отвратительное, надо сказать, чувство. Вроде бы и чисто одет, умыт, побрит, и квартира есть, и внешне ничем не отличаюсь от остальных горожан… Ан нет. Никоим образом я не вписывался в новое общество, смоделированное кем-то и зачем-то под циклопическим колпаком. Я попытался уцепиться за слово «смоделированное» и начал внимательно осматриваться по сторонам, пытаясь заметить какие-то штрихи, указывающие на искусственность окружающего. Но ничего такого «персонажного», как привиделось вчера Валентину Сергеевичу, не обнаружил. Конечно, поражало, что никто не курил, не сорил, не видно было ни одного не то что пьяного, подвыпившего человека, И как под землю провалились настоящие бомжи. Грязные, заросшие, копающиеся в урнах и мусорных баках. Даже бездомных кошек и собак я нигде не заметил. Переловили их, что ли, или перестреляли? Вот бы и Сэра Лиса заодно… Но нет, в одном из окон первого этажа я увидел сидящего на подоконнике дымчатого кота, а чуть позже встретил и двух сенбернаров в ошейниках, разлегшихся на газоне на солнышке. Домашние животные имели место наличествовать.
Что касается прохожих, то вели они себя вполне естественно, и их поведение ничем не отличалось от обычного, когда Холмовск был рядовым заштатным городишкой, не накрытым таинственным куполом. И только твердое внутреннее убеждение, что люди вокруг сильно отличаются от прежних, низводило меня до уровня отщепенца.
Розовый свет начинал раздражать, и я нацепил солнцезащитные очки. То ли оттого, что свет потускнел, то ли оттого, что глаза мои теперь были прикрыты от окружающих, но я испытал облегчение. Будто степень жалости ко мне уменьшилась. Пройдя пару кварталов, я свернул на улицу Адмирала Макарова и вышел к казино «Монте-Карло». Не знаю, кто додумался разместить казино с таким названием именно на улице Адмирала Макарова, но получилось весьма остроумно. Хотя хозяин вряд ли об этом догадывался.
Несмотря на ранний час, двери в казино были распахнуты, однако швейцар на крыльце отсутствовал.
«Убирают, наверное, зал проветривают…» — подумал я. Секунду раздумывал, затем вошел в казино. Выгонят так выгонят.
Выгонять меня никто не собирался, И уборки в игорном зале никто не проводил. Точнее, проводили, но какую! С десяток рабочих в одинаковых оранжевых комбинезонах разбирали рулеточные столы и выносили составные части в подсобное помещение.
«Вот те на!» — удивился я, но сразу все понял. Пришел конец игорному бизнесу. О каком, спрашивается, бизнесе может идти речь, когда все бесплатно? Подо что в рулетку играть?
Нельзя сказать, что я расстроился — и не такое за два дня перевидал, — но чувство легкой грусти испытал. Любые перемены, что к лучшему, что к худшему, всегда вызывают ностальгию по уходящему привычному образу жизни. Народ не любит перемен. Разве что в застолье.
Никто не обращал внимания на меня — ну зашел человек, смотрит, и пусть себе. Я огляделся и прошел в угол к игральным автоматам. Автоматы еще не обесточили, и они призывно перемигивались разноцветными огоньками. Несмотря на их призывы, желающих сыграть не было. И уже никогда не будет.
Я вздохнул и тут на полу, под ногами, увидел жетон. Поднял, щелчком подбросил на ладони, поймал… А почему бы и не сыграть последний раз?
Опустил жетон в щель автомата, дернул за рычаг. Барабаны закрутились, затем начали замедлять ход. «Ваг» — остановился первый, «Ваг» — второй, «Ваг»! Заиграла бравурная мелодия, и в поддон дождем хлынули жетоны.