Книга Чушь собачья - Евгений Лукин

Оба опустились на деревянные брусья скамьи. Вымотавшийся с непривычки доминиканец издал легкий

стон наслаждения. В развалах серо-зеленой листвы чернела парковая решетка, сквозь которую за невидимым отсюда обрывом поблескивали пыльной сталью медлительные воды Сусла-реки. Слава богу, день выдался пасмурный. Всю прошлую неделю жара стояла такая, хоть кожу снимай.

– Иными словами, вы решили испытать на собственной шкуре, каково нам живется… – с уважением предположил Ратмир.

– Мне придется испытать это в любом случае .. – меланхолично отозвался шар-пей, разминая натруженную кисть.

Ратмир непонимающе взглянул на собеседника.

– Не собираетесь же вы работать псом!

– А почему бы и нет?

Произнесено это было с кроткой улыбкой, однако юмора в подобных вопросах бронзовый медалист не терпел.

– Хотя бы потому что ни одна солидная фирма вас не примет в штат, – холодно одернул он занесшегося новичка. – Говоря профессионально, вы не в рабочем теле. У вас врожденный неправильный постав задних конечностей. О таких мелочах, как диплом; я уже молчу. И потом подумайте, падре, сколько вам лет! Собачья служба – это дрессура с младых когтей…

– О, не беспокойтесь! Считайте, что работой меня обеспечили.

– Кто?! – ужаснулся Ратмир.

– Те, кто заплатил за мое обучение. Среди доминиканцев-мирян есть весьма состоятельные люди… Кстати, позвольте вам выразить признательность за тот наш разговор на остановке. Вы мне очень тогда помогли…

Ратмир несколько успокоился, пожал плечами. Служба у частных лиц, как правило, особой подготовки не требует. «Сегодня я тебя на поводке выгуливаю, завтра ты меня». Баловство…

– А смысл? – с искренним недоумением спросил он. – Зачем вам всё это?

Собеседник ответил не сразу.

– Видите ли… – сказал он. – Вчера утром, как вы мне и советовали, я вышел к собачьей площадке: наблюдал ваших собратьев за работой, пытался говорить с ними… снаружи, разумеется…

– Ого! – подивился Ратмир. – И как? Успешно?

– Трудно сказать. Они лизали мне руки сквозь решетку, некоторые лаяли, один даже укусил… Нет, не беспокойтесь, ничего серьезного! Это удивительно доверчивые и наивные создания. Во всяком случае, должен признаться, что давно уже не встречал столь благодарных слушателей. Но вот закончился рабочий день… – При этих словах складчатое чело проповедника заметно омрачилось. – Все они вышли из своих офисов уже в человечьем обличье – и, знаете, я ужаснулся. Совершенно другие существа: расчетливые, циничные… Словом, у меня сложилось впечатление, что общаться с ними можно только в служебное время…

– Вы же с этого начали!

– Нет, – сказал доминиканец. – Вы не поняли меня. Вспомните апостола Павла! «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Для эллинов – эллином, для евреев – евреем… И, если я собираюсь проповедовать собакам, я сам должен стать собакой.

Застигнутый врасплох последней фразой, Ратмир секунды три сидел неподвижно. Нижняя губа оползла, открыв для обозрения зубы, что для боксера, как известно, недопустимо в принципе. Наконец бронзовый призер тряхнул головой и оторопело уставился на безумца в черном плаще.

– Вы собираетесь проповедовать в качестве пса?! Каким образом?

– Условные телодвижения, богатейшая мимика морды… – без тени улыбки напомнил доминиканец. – Добавьте к этому акустические сигналы: рычание, скуление, фырканье, визг! А главное – собственный пример. Делай как я! Неужели этого мало?

– Ересь какая-то… – честно сказал Ратмир.

Шея у толстячка была, как выражаются специалисты, загруженная, с подвесом, то есть короткая, в тяжелых складках, поэтому голову он повернул не без труда.

– А знаете, что говорил по этому поводу упомянутый вами в прошлый раз святой Франциск Ассизский?

– Вы переоцениваете мою начитанность… – кисло заметил Ратмир. – И что же он говорил?

– «Проповедуй Евангелие постоянно. – Толстячок приостановился и закончил, таинственно прищурясь: – Если нужно, пользуйся словами».

Ратмир недоверчиво хмыкнул. Сказано было изрядно.

Вдалеке под чьими-то неровными шагами заскрипел гравий. Затем из-за изгиба аллеи быстрой расхлябанной походкой вывернулся отрок в черной майке и камуфлированных штанах с подтяжками. Подтяжки, впрочем, были скинуты с нешироких плеч и свисали петлями вдоль бедер. Стриженная под ноль голова покачивалась, как у китайского болванчика. Вскоре бросилось в глаза, что черная матерчатая грудь шалопая украшена изображением повешенной собаки с вываленным языком. Рисунок сопровождали кровавые нарочито расплывшиеся письмена, разобрать которые на ходу не представлялось возможности.

Почти уже миновав скамью, прохожий остановился, как споткнулся, и, повернувшись к сидящим, с вызовом вскинул средний палец правой руки. Но поскольку зрачки его были при этом полностью расфокусированы, собеседники невольно оглянулись, полагая, что неприличный жест адресован не им, а кому-то за их спинами.

В кустах, однако, никого не обнаружилось, и оба вновь вопросительно посмотрели на задиру, заодно ознакомившись с надписью на его груди. «Она съела кусок мяса!» – гласили письмена.

– Вы это, юноша, кому? – полюбопытствовал Ратмир. Юноша засуетился, отбежал подальше и уже оттуда, сочтя себя в относительной недосягаемости, ликующе объявил:

– Собаки противные!

Ратмир сделал движение, но не вверх, как это свойственно человеку, намеревающемуся подняться со скамейки, а вперед и вниз, словно бы собираясь пасть на четвереньки. Реакция юноши в точности повторила реакцию черной кошечки с той лишь разницей, что та, умница, сразу порскнула в кусты, а этот придурок сломя голову задал прямика по аллее.

– А-а… – начал толстячок, завороженно глядя вслед.

– Да эти… – Ратмир пренебрежительно повел ухом. – Кинофобы…

– В смысле!

– Отморозки, – пояснил Ратмир. – В «Парфорсе» про них статья была, будто кое-кто из Капитолия их прикармливает. Тайком, разумеется.

– И чего же они требуют?

– Рассобачивания. В лучших отечественных традициях…

За Сусла-рекой раздался звук, точно в неимоверной дали захлопнуло сквозняком огромную дверь.

– Кстати! А почему вы не на службе?

– Отгул коротаю, – признался Ратмир. – Вообще плохо переношу выходные.

– Предпочитаете собачью жизнь?

С задумчивой гримасой, которую вполне можно было принять и за полуулыбку, Ратмир глядел в конец аллеи, где теплая зелень дубов смешивалась с прохладной зеленью тополей.

– Пожалуй, что предпочитаю, – согласился он.

– И в чем же ее преимущество?

– Да мало ли… – сказал Ратмир.