Книга Черное безмолвие - Кирилл Кудряшов

Я отталкиваю солдата, визжащего от боли и пытающегося зажать рукой рваную рану на шее, и поворачиваюсь к водителю. На долю секунды мне кажется, что он каким-то непостижимым образом навел на меня три пистолета одновременно, но тут же я понимаю, что пистолет один, а еще два черных зрачка — это его глаза, полностью лишенные смысла и проблесков сознания. Бедняга просто сошел с ума от страха.

Пистолет находится всего в десятке сантиметров от моей головы, но я точно знаю, что он не нажмет на курок. Читаю это в его пустых глазах, слышу в биении его сердца и в хриплом дыхании уже начавших разлагаться под действием радиации легких.

— Стреляй, сволочь! — ору я, брызгая на него каплями крови со своих губ. — Стреляй, или выметайся!

Джип на полном ходу летит прямо в гущу сражения — туда, где вовсю стрекочут автоматы, где пули ложатся кучно, словно капли дождя. Туда, где даже реакция бегуна не поможет мне избежать смерти.

Водитель кивает, видимо поняв, наконец, чего я хочу от него, и не удосужившись даже открыть дверцу, переваливается через нее, мешком падая на землю. Прямо под колеса своей же машины…

Джип подбрасывает, когда его колеса вдавливают в твердый наст голову водителя. На секунду мне кажется, даже, что я слышу его отчаянный крик, но я не могу поручиться за то, что кричал именно он. Несколько пуль ударяются о капот машины, еще одна проносится мимо моего уха, обдав его жаром бешеного полета. Нет, в гущу боя меня что-то не тянет — один раз я уже прорвалась через это побоище, и могу принести гораздо больше пользы здесь, в тылу врага, разобравшись с артиллерией.

Я перепрыгиваю на место водителя, и, не удосужившись даже сбавить ход, резко разворачиваю машину обратно. Задние колеса джипа взбивают наст позади меня, и я лечу обратно к нещадно обстреливающим наши позиции минометчикам. Человеческая бойня остается позади меня — стихают крики людей, перемежающих рукопашную схватку с короткими перестрелками. Еще несколько пуль со звоном рикошетят от захваченной мной турели, и я выхожу из зоны огня.

— Марат! — кричу я, завидев знакомую фигуру, наворачивающую круги вокруг бортового «КАМАЗа», гарнизон которого непрерывно палит из всех стволов, отстреливаясь от атакующего их бегуна. — Марат! Сюда!

Он оборачивается лишь на долю секунды, чтобы понять, зачем я зову его, а затем, умело уклонившись он выпущенной в него очереди, зигзагами бросается ко мне. Позади него гулко разрывается граната — то ли его, то ли брошенная защитниками грузовика с минометом.

— Держи руль прямо! — кричит он на бегу, несясь почти лоб в лоб со мой.

Да у меня, собственно, и в мыслях не было куда-то сворачивать. Марат словно взлетает, отрываясь от земли в гигантском прыжке, и, перелетев через раму давно почившего с миром лобового стекла джипа, на лету цепляется за ствол турели, приземляясь на ноги позади меня.

— Горячий, скотина! — бормочет он, потирая руки. Видимо, ствол пулемета, еще совсем недавно посылавшего в меня сотни пуль, не успел остыть даже на холоде Безмолвия.

— Становись к турели. — говорю я, не обращая внимания на его слова. — Прижучим этот грузовик! Сейчас идем прямо, а потом я резко ухожу влево. Будь готов в этот момент полоснуть по бакам.

— Понял. Только сильно близко к ним не сворачивай, а то не зацепят из автоматов, так нароет взрывом боекомплекта.

Я утапливаю педаль акселератора в пол, несясь к обреченному грузовику. За моей спиной в руках Марата оживает пулемет, от отдачи которого содрогается вся машина.

«КАМАЗ», словно еж, ощетинивается вспышками выстрелом. Стартует из жерла миномета очередная мина, уносясь за стены завода… Надо отдать должное этим мадьяровцам, даже понимая, что наш пулемет через пару секунд разнесет их на мелкие кусочки, они продолжают бить по заводу, прикрывая своих. Выполнять свой долг, как бы пафосно это не звучало.

Я пригибаюсь к рулю, слыша, как впиваются пули в каркас турели. Марату хорошо, он защищен стальным щитом турели, а мне какого?

— Ира! Влево! — кричит он, когда до грузовика остается метров двадцать.

— А попадешь?

— Хрен его знает! Но если ты не свернешь, то точно попадут они!

Я выворачиваю руль влево, чувствуя, как машина подчиняется мне, буксуя в насте. Только бы не застрять, а то нас пришпилят к этому джипу, как коллекционных бабочек!

Обошлось. Мы несемся теперь параллельно «КАМАЗу», отчего мне становится еще хуже — теперь пули бьются в правую дверь, бодро пролетая над ней.

— Стреляй, твою мать! — кричу я, буквально ныряя под сиденье и держа педаль газа рукой, так как моя нога коленкой впирается в мой же подбородок.

Пулемет строчит не переставая. На несколько секунд мне кажется, что сейчас мы или врежемся куда-то, так как я, скрючившись под приборной доской, совершенно не вижу, куда мы едем, или мадьяровцы все же накроют нас прицельным огнем, пробив бензобак. Но мои страхи напрасны — секунду спустя за моей спиной раздается мощный взрыв, а за ним следует целая серия — это взрывается боекомплект миномета.

— По танку вдарила болванка! — радостно восклицает Марат. Надо же, не я одна здесь увлекалась до войны русским роком. — Вылезай, Ирусь, полюбуйся на костер!

Костер и в самом деле хорош. Грузовик полыхает, словно разверзшийся кратер вулкана, и в этом пожаре периодически разрываются мины и гранаты, разбрасывая веер искр и раскаленных осколков. В стороны от грузовика живыми факелами разбегаются горящие люди. Многие падают на снег и начинают кататься по нему, пытаясь сбить пламя… В инфракрасном диапазоне картина пылающего грузовика выглядит еще более впечатляющей.

Я остановилась и привстала над сиденьем, не думая о шальных пулях, которые вполне могли настигнуть меня с поля боя.

— Добей их. — сказал я, указывая Марату на корчащиеся на снегу фигуры. — Пара очередей, и пусть не мучаются.

— Нет. — неожиданно жестко отвечает он. — Пусть горят.

Я смотрю на него, и читаю в его взгляде ненависть, обращенную не только к этим горящим фигурам, но даже и ко мне.

— Зачем ты жалеешь их? — спрашивает он.

— Потому, что они живые люди.

— А мы с тобой — живые бегуны. И живы мы не их стараниями!

— Марат, ты же был когда-то таким же, как они. Мародером…

— Я никогда не был таким! Они ничтожества!

— Ты считаешь себя выше их? — спрашиваю я, начиная понимать, почему Марат переметнулся на нашу сторону. Он просто хотел быть на стороне победителя, и поняв, что завод, сформировавший вокруг себя мощный костяк, стал более серьезной силой, чем самые крепкие отряды мародеров, перешел к нам.

— Да.

— Ты считаешь себя Богом?

Он стушевался, спрятав глаза в пол.

— Ты считаешь себя Богом? — повторяю я свой вопрос.

— В некотором роде — да. — отвечает, наконец, Марат. — Да. Мы — Боги Безмолвия.