Книга Самозванец - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И чего тебе нужно? — продолжила допрос Лесовичка, так и не выходя из избы.
— Еда нужна, масло, хлеб, можно курицу.
— Нету у меня ничего, сама впроголодь живу, — сердито сказала женщина.
— Я хорошо заплачу, — посулил я, почувствовав в голосе Лесовички некоторую неуверенность.
— Сколько? — быстро спросила она.
— Три московки.
— Пять за курицу, за хлеб и молоко отдельно.
— За все пять, и еще масло. Не хочешь, пойду дальше.
— Шесть! — сказала она, выглядывая в дверную щель. — Только из уважения!
— Пять московок и полушка, — твердо сказал я, чтобы излишней сговорчивостью не дать ей нового повода к торгу.
— Жди, — сказала хозяйка и плотно захлопнула дверь.
Как я и предвидел, деньги всегда деньги, даже в глухой деревне. Лесовичка не только продала мне все, что я просил, но самолично зарезала и ощипала курицу. Впрочем, думаю, для того, чтобы оставить себе пух и перо. Баба, Павел был прав, оказалась на редкость жадная.
Нагруженный припасами, я вернулся к своему тунеядцу и застал его крепко спящим под овчинным тулупом.
— Эй, Павел, — позвал я, — есть будешь?
Храп под овчиной тотчас прекратился и показался любопытный глаз.
— Шутишь или правда что достал?
— Вставай, нужно курицу сварить.
— Нет, так мы не договаривались, — расслабленно казал он, — я думал, уже все готово!
Я подумал, что зря связался с таким лодырем. Конечно, художественная натура — это хорошо, но в лес-то идти все равно придется. Однако решил просмотреть, чем, в конце концов, все это кончится, и начал разбираться в нехитром крестьянском хозяйстве. Пока я разводил в печи огонь, хозяин искусно изображал крепко спящего человека, но когда вода в котелке закипела, и пленительный аромат варящейся курицы распространился по избе, не выдержал и сел на лавке.
— Давненько я скоромного не ел, — грустно сказал он. — А сегодня не постный день?
— Постный, так что можешь спать дальше.
— Ничего, буду в церкви, заодно покаюсь, — пообещал он.
— Как знаешь.
— А винца курного у тебя нет?
Винца у меня не было, так что удовлетворился он всего лишь едой. Однако удовлетворился сполна. После нашего нехитрого обеда в доме опять не осталось ни одной крошки съестного. Зато до ночи мы дружно спали на очень сытые желудки.
Воробьиные ночи еще не наступили, но темнело уже так поздно, что нам пришлось выйти из деревни в начале одиннадцатого. Павел вел себя вполне адекватно, не ныл и не засыпал на ходу. Чтобы не светиться перед деревней, мы сделали крюк и выкошенными лугами довольно быстро дошли до леса. Тут мой чичероне предложил сделать привал и дождаться полной темноты. Ему, как проводнику, было виднее, и мы засели в кустах, ожидая часа «Икс».
Вечер был не по-летнему холодный. С северо-востока пришел циклон, весь день, пока мы спали, моросил дождь. К вечеру он кончился, но стало реально холодно, что очень ощущалось, особенно после последних теплых дней. Я был одет в свой межсезонный камзол, а Павел отправился в лес в том, в чем ходил днем: льняной домотканой рубахе, коротких портках и босиком. Единственной теплой вещью у него оказалась бесформенная войлочная шляпа, когда-то щеголеватая, но давно потерявшая всякую форму.
— Тебе не холодно? — задал я риторический вопрос, когда мы уселись на мокрой траве в мокрых кустах.
— Ничего, сейчас же лето, — успокоил он меня.
Лето, оно конечно, лето, но меня пробирало даже сквозь толстое шерстяное сукно.
Он же вполне комфортно растянулся на земле и, как мне показалось, собрался соснуть.
— Павел, а тебе не скучно жить? — спросил я, чтобы хоть как-то отвлечь его от такого глубокого отдыха.
— Чего? — сонно переспросил он, протяжно зевая.
— Жить тебе не скучно?
— Когда скучать-то, — удивился Павел, — времени ни на что не хватает. Утром проснулся, а там, глядишь, уже и спать пора.
Такому насыщенному ритму жизни можно было только позавидовать.
— А ты когда-нибудь работал?
— Как же не работать, с малолетства в трудах, продохнуть некогда. Ты бы мне не мешал разговорами, сам отдохни часок-другой.
— А мне кажется, нам уже идти пора, погляди, совсем темно стало.
— Думаешь? — с сомнением протянул Павел. — А то давай, что ли, завтра сходим. Куда спешить?
— Нет, пойдем мы сегодня, так что вставай. Чем быстрее дело сделаем, тем раньше получишь красную шапку и сапоги.
— Тоже красные! — напомнил он.
— Это как обещано.
Павел тяжело вздохнул, встал, отряхнулся, как мокрая курица, и не спеша пошел вдоль кромки леса.
Я двинулся следом, стараясь идти как можно осторожнее. Трава тут была выше пояса, мокрая, так что скоро я промок насквозь и начал мерзнуть. Павел между тем шел легко, шлепая по встречающимся лужам босыми ногами.
— Скоро уже? — не выдержал я.
— Нет, нам нужно лес обойти, а то как мы в гнилую балку попадем!
— Ладно, тогда пошли быстрее.
Павел не ответил и шел все в том же темпе, легко, как на прогулке. Пришлось и мне настраиваться на долгую ходьбу и постараться отключиться от мелких неудобств вроде незаметных ям, полных холодных воды, колючего кустарника и хлещущих по лицу веток. Больше о конце пути я не спрашивал, шел себе и шел за светлой спиной проводника. Часа через полтора Павел, наконец, остановился. Задумчиво поднял лицо к темному, облачному небу. Я опять испугался, что он примется любоваться красотами природы, но все обошлось.
— Вон там гнилая балка, — показал он рукой в сторону леса. — По ней и дойдем. Тебе не боязно?
— Чего бы это! — сердито ответил я, хотя кое-какие сомнения по поводу своего напарника у меня уже были. — С тобой я пойду хоть на край света.
— Тогда пошли, — сказал он и так же легко, как раньше, пошел дальше.
— Вот это и есть гнилая балка, — сообщил он, когда мы вошли в какой-то узкий овраг. Под ногами сразу захлюпало, и мои мокрые сапоги начала засасывать грязь. Прогулка окончательно переставала быть интересной. Вокруг не было видно ни зги. Было такое чувство, что мы продвигаемся по какой-то канализационной трубе, да и запах был соответственный.
Я перестал реагировать на окружающее, старательно исследовал ногами место, на которое собирался ступить, чтобы не попасть в какую-нибудь западню. Наконец Павел остановился.
— Ну, и где же твой леший? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать и не выглядеть испуганным.
— Что он, дурной по ночам тут шастать, — удивился он.