Книга Бессмертные - Клаудия Грэй

Один раз мне удалось дозвониться до папы, но он был занят спациентом. О, все это может подождать до возвращения домой. В конце концов, уменя будет еще весь остаток дней, чтобы винить себя и предаваться сожалениям.

* * *

Офис Энтони расположен на другом конце города, но живем мы вбольшом красновато-коричневом кирпичном доме на углу Дэйла и Лэндри. Приятныйрайон.

Я пыталась дозвониться до него по сотовому еще из поезда, ноон оказался на очередном собрании. Дома никто не подошел.

Бросив сумки, я на небольшом лифте поднялась в наш садик накрыше. Он невелик, вроде гостиной на открытом воздухе. Последние розы увядалина стенах, но виноградную лозу отягощали крупные лиловые гроздья. Я сорваланесколько ягод и съела, глядя поверх перил на солнце, решающееся нырнуть, каконо это обычно делает, к западу от города.

Я никогда не чувствовала, что должна украсть чью-нибудькровь. Как я уже говорила, мне с этим повезло. Счастливица я. Все давалось мнеочень легко. Только когда умерла мама — мне как раз сравнялосьпятнадцать, — это стало тяжким испытанием. Она была не такой, как мы:папа, я или мой дядя. Ей не досталось этого гена. Я знала, что они обсуждалиэто — как справятся, когда она сделается старше… Но этого так и не произошло,грузовик в городе об этом позаботился. Он убил ее. И мы — и я, и папа — тоже неуцелели бы на ее месте.

Небо было розовато-золотистым. Птицы носились по нему, словнозакорючки небрежного почерка по листу бумаги. Город полнился шумом поездов,машин и людей, но я знала, что, когда мой отец вернется в дом, я почувствуюэто, как чувствовала всегда. А затем престраннейшая мысль пришла мне в голову,даже заставив выпрямиться и на миг задержать дыхание. А что, если мой отец, мойумнейший, потрясающий отец, который обычно всегда и все знает, — вдруг онзнал и о том, что Ангел должен присутствовать на чудном балу Кокерстонов? Еслион знал, что я разгляжу сущность Ангела и попробую что-то изменить — возможно,даже решу, что именно мне суждено спасти его от той тьмы, в которую он ступил?Если дело обстоит именно так, насколько ужаснее это будет — объяснять Энтони,что я не…

Именно тогда я уловила признак появления отца — эту егобесшумную поступь, которую я слышу всегда, и как раз за дверью внизу. А затемзвук поднимающегося лифта.

Я пришла в ужас. Не из-за появления папы, а из-за того, чтомне придется ему сказать. Еще ощущая на губах вкус винограда, я попыталасьсобраться с духом.

И он вышел на крышу. Но не Энтони.

Это был Ангел.

Я застыла.

— Э-э? — произнесла я, словно величайшая дура,достойная «Оскара» за глупость. Он усмехнулся.

Волосы он зачесал назад и собрал в длинный-предлинный черныйхвост, спадающий по спине. На нем были джинсы, рубашка и легкая кожаная куртка.Но даже в таком виде, как я и предполагала, вы не могли бы не заметить, что онпредставляет собой нечто иное, резко отличающееся от всего окружающего,поразительное.

— Все в порядке, Лел, — сообщил он. — У меняесть ключ от двери. Ваш отец дал его мне. Он мне доверяет. А вы сможете?

Энтони доверяет лишь тем, кому действительно стоит доверять.

Но все это время я обманывала сама себя, разве нет? Делобыло не только в том, что я все испортила, подвела Ангела как пациента. Яжалела саму себя и была несчастна, потому что не могла перестать о нем думать,но полагала, что потеряла его навсегда. И вот он оказался передо мной.

— А вы не рано сегодня вышли на улицу? — оченьхолодно заметила я. — Я имею в виду, солнце еще не зашло.

— Он, то есть Энтони, сказал: не торопитесь, нопопробуйте что-нибудь изменить. Я так и делаю. Пока выхожу только через часпосле восхода или за час до заката. И полюбуйтесь… — Он подошел ближе,протягивая вперед сильные, изящные ладони. — Ни единого ожога.

Я сглотнула.

— Так вы теперь пациент моего отца.

— Со вчерашнего дня. И уже неплохо продвинулся.

— Да. Отлично.

С чувством неловкости я изучала пуговицы на его рубашке. Дляпуговиц они выглядели вполне прилично. Лучше уж так, чем смотреть ему прямо вглаза.

— Лел, — тихо произнес он, — спасибо вам.

Тогда мне пришлось поднять взгляд. Он потянулся и бережновзял меня за руки. В его прикосновении была страсть, но не более. И в егоглазах тоже что-то изменилось. Не так чтобы они утратили способность подчинять,но в них появилось нечто новое. Теперь я могла видеть Ангела — настоящего,того, кем он является на самом деле. Не того театрального вампира, а человека —не жестокого или злобного, не грабителя, ни в коем случае не глупца, возможно,богатого, храброго, да, и любезного — только желающего найти собственный путь.

— Приношу свои извинения за эту волчью выходку — засмену облика, — обратился он ко мне. — Я был… сбит с толку. Мнетребовалось во всем разобраться. Как видите, я все же не потерял визитку ипозвонил Энтони. Вчера мы встретились. Он отличный человек, ваш отец.

— Да, он такой.

Он все еще держал меня за руки.

— Лел, — начал он и затем, очень мягко: —Лелистра…

И впервые за всю мою жизнь это имя показалось мне чудесным,как будто я никогда прежде его не слышала.

— Лелистра, вы спасли мою шкуру. Вы спасли мойрассудок. Вы не позволили мне стать тем, к чему я никогда не стремился. И я нехочу — не могу вам чего-то обещать или о чем-то вас просить. Пока нет. Нераньше чем я пойму, что действительно стал таким, каким должен быть. Таким, каквы. Но если я сумею, тогда…

Уже сияла вся крыша: стены, лозы, гроздья винограда,кроваво-алые в закатных лучах. И в кроваво-красном свете Ангел наклонилсявперед и поцеловал мои губы. Это был изумительный поцелуй, невесомый, нопроникновенный. И так же мягко я ответила на него. Там, в потоке заката, алом,как кровь.

Райчел Мид. «Голубая луна»

Я угодила в ловушку.

Я думала, что задняя дверь приведет меня к свободе, новместо этого оказалась в узком проулке, из которого имелся единственный выход —на шоссе, где меня поджидали копы и остальные. Что мне было делать? Язаколебалась, пытаясь вычислить, что безопаснее — остаться на улице иливернуться в клуб. Но не успела ничего решить, как услышала, что дверь за моейспиной закрылась. Я резко повернулась.

Там стоял человек. Парень, примерно моего возраста, может,чуть старше. Каштановые волосы слегка взлохмачены, на мой вкус, но глаза —темно-зеленые, будто сделанные из настоящего изумруда, были прекрасны. Глядя нанего, я стояла, будто пораженная ударом молнии. И дело не в его физическойпривлекательности, хотя, конечно, он был очень красив. Причиной послужило,скорее, ощущение узнавания, как будто я давным-давно знала его. Но этого не можетбыть — мы никогда прежде не встречались. Я стряхнула с себя это странноечувство и, шаря взглядом по его фигуре, обнаружила кое-что даже еще болеепрекрасное: пурпурный пропуск, приколотый к поясу.