Книга Мат - Юрий Алкин

Построить империю — это не значит очертить на карте завоеванные земли. Истинные империи строятся в головах подданных и лишь затем — на картах. Не зря в некоторых языках слово «власть» обозначает и сам факт управления одного человека другим, и структуру управления. Только народ, обожженный истинной властью, идет на такие лингвистические игры. То, что англичане, не хлебавшие истинной власти со времен Средневековья, безмятежно называют power и authorities, русские, не мудрствуя лукаво, именуют одним и тем же словом. Власть хочет… Власть требует… Власть хочет больше власти… Общество, раз столкнувшееся с истинной властью, не делает больше различия между ней и тем, у кого она есть. И в этом — ее высший смысл.

Так что путать понятия чревато. Но Кларк это должен все отлично понимать. И все же, несмотря на показную шокирующую откровенность, он предпочел все запутать и, играя терминологией, смешать все вместе. Зачем? Затем, что очень тонко, очень незаметно, но он пытался запрограммировать наши действия на четыре дня вперед. И времени зря он не терял.

Что-то здесь совсем, совсем не так. О чем-то нам умолчали. О чем-то важном. Но о чем? Ведь если разорвать, стащить всю эту лидерскую мишуру, это будет обычное соревнование. Олимпиада. Съехались незнакомые люди, посоревновались, попрыгали, побегали, пошумели вечерами, определили самого шустрого и разъехались. То же самое. Если слово «лидер» заменить словом «приз», то все станет на свои места. Мы сражаемся за приз. За первое место. Вот и все. А то, что на призе кто-то коряво написал «лидер», должно лишь сбивать с толку. Ведь на самом деле то, что кого-то назначат этим самым лидером, ровным счетом ничего не значит. Это не более чем забавное соревнование, игра. Так? Так, да не совсем. Потому что победителей всегда определяют судьи. А здесь их нет. Вернее, есть — мы сами. И судим мы и судимы будем. Ничего хорошего из такого получиться не может.

А выиграть все же надо. Зачем? Чтобы вернуться домой с призом? Плевать на это. Я себе цену знаю и так. И эти наполеончики, которые меня сюда послали, знают. Иначе бы я здесь не был. Похвалят, не похвалят — мне как-то все равно. Приз здесь ни при чем. Но проиграть нельзя. Проиграть — это значит сказать: я признаю тебя своим лидером… Я добровольно отдаю тебе приз… Я подчиняюсь твоей воле… Мы оба хотели получить этот приз, но ты заставил меня отказаться от него… Нет. Этого я не допущу. Не могу допустить. Почему — не знаю, но знаю, что не могу.

Глава четвертая

Завтрак был превосходен. Превосходен он был, разумеется, не аккуратно разложенными на подносах аппетитными ватрушками, бубликами и печеньем. И не многочисленными видами тонко нарезанных сыров и ветчины, только и ожидавшим, чтобы их положили в тарелку. И даже не ароматным кофе, льющимся черной струей в изящные чашки.

Превосходна эта утренняя трапеза была атмосферой — той теплой шутливой атмосферой, которая иногда складывается между случайно собравшимися на несколько дней приятными, остроумными и зачастую семейными людьми. Над ними не тяготеет груз повседневных проблем, у них нет общего прошлого, запятнанного конфликтами и ссорами, у них нет общих знакомых, которые могут судачить и портить кровь. Не надо заботиться о том, кому что говоришь, не нужно думать, а не кроется ли корысть под внешне приятными фразами и участливыми вопросами. Здесь позволительны и раскованные шутки, и легкий флирт, и не особо продуманные комментарии — словом, все, что по большей части является рискованным предприятием для разумного человека в обычных условиях.

Ну как можно разрешить себе даже легчайший флирт, когда неподалеку ведет светскую беседу твоя законная половина? И скажите на милость, можно ли откровенно высказывать взгляды о своем начальстве сочувствующему человеку, если уже завтра эти взгляды могут быть переданы этому самому начальству, да еще с такими подробностями, о которых вы сами даже и не заикались? Что же касается изложения этих не совсем лояльных взглядов человеку, которому можно полностью доверять, а именно законной половине, то ничего хорошего из этого тоже обычно не выходит, потому что заканчивается этот задушевный разговор словами: «Он-то, конечно, мерзавец и дурак, но почему ты до сих пор на своем месте сидишь, а он тобой командует»? И ничего, кроме расстройства, подобные сентенции не приносят.

А иногда ведь так хочется поговорить откровенно с милым, приятным, а главное, понимающим собеседником. И тут оказывается, что ничего лучше подобной компании быть не может. Люди вокруг все как на подбор — твоего круга, каким бы он ни был, у них те же обстоятельства, те же сложности с откровенными высказываниями, те же желания. Они умны и приятны, и у них нет причин скрывать свой ум или преувеличивать свою приятность. Они ничего не хотят от тебя, и ты ничего не хочешь от них. Здесь торжествует общение — общение в чистом, первозданном виде, не обремененное двусмысленностями, опасениями и тайными целями. Слово ради слова, мысль ради мысли. Нет, лишь в таких случайных и в то же время неслучайных компаниях можно еще почувствовать, что это такое настоящее общение.

Такие мысли излагал Брендону и Кевину Росс, попутно запивая свои наблюдения кофе и поглощая невероятное количества сыра. Едва ступив в зал, он, правда, был чем-то озабочен и, пожалуй, даже расстроен. Но вскоре, стоя возле Алекса, он, видимо, привлек его внимание своим несколько хмурым видом и был немедленно ободрен. «Ты что это, Росс? — нависая над ним, радушно поинтересовался Алекс. — Загрустил?» Росс мгновенно сменил грусть на радость и сообщил, что он просто-напросто задумался. «Не о том, наверное, задумался, — дружески хлопнул его по плечу Алекс, — мы же тут совсем одни. Ни семьи, ни начальства. Расслабляться надо. А то хочешь, можем вечером еще раз в бильярд перекинуться?» И Росс расслабился, правда, от игры отказался по причине неравных сил. Теперь он весело болтал с Брендоном и Кевином, рассказывая о том, как удачно слова Алекса навели его на эти вполне очевидные мысли.

Вокруг стоял гомон, и было даже удивительно, как одиннадцать человек могут создавать такой шум. Людей, впрочем, было четырнадцать, но Кларк со своими ассистентами сидел, по своему обыкновению, в самом дальнем углу, маленькими глотками попивал кофе, лениво поглядывал в сторону сдвинутых столов и в разговорах не участвовал. Внимания на эту троицу никто не обращал — к ним уже привыкли, как к предметам обстановки. Будущие властелины корпораций веселились.

— Кто сегодня с утра шумел под окнами?

— Роберт, конечно. Опять на «моторке» гонял.

— Нет, не я.

— Тогда кто?

— Не знаю.

— Эй, кому по утрам не спится? Речи готовить мешаете.

— Крайнего ищешь?

— Вот именно. Кстати, нам действительно нужен крайний для лотереи. Кто хочет быть Фортуной?

— Вот ты и будь.

— Я не могу — нужна женщина.

— О, их у нас достаточно.

— Достаточно?!

— Конечно. Недостаток количества с лихвой компенсируется избытком качества.

— Алан, это самый тяжеловесный комплимент, который мне когда-либо приходилось слышать.