Книга Драматург - Кен Бруен

— Джек?

Я изучал меню и сказал:

— Только не пиццу.

— Я думала, ты любишь пиццу.

— Разлюбил.

Я заказал стейк и печеный картофель. Лицо Маргарет раскраснелось от ветра, глаза у нее были живые и довольные. Я заметил:

— Ты выглядишь так, будто только что услышала хорошие новости.

Она широко улыбнулась:

— Так оно и было. Я не хотела говорить тебе, пока не придет подтверждение, но у меня есть место для твоей мамы в «Кастлегате».

— «Кастлегат»?

— Это прекрасное заведение, у них огромная очередь. Там самое лучшее обслуживание. У них фантастическая репутация.

Я не знал, что ответить. Маргарет нахмурилась:

— Я что-то сделала не так? Слишком поспешила? Просто я знала, как ты беспокоишься.

Я взял ее руку:

— Я в восторге. Я чувствовал себя таким виноватым, так стыдился того, что бросил мать в той ночлежке. Спасибо от всей души.

Она просияла:

— Можно перевести твою маму немедленно.

— Я все сделаю завтра.

Когда мы вернулись домой, я любил Маргарет как будто в последний раз. Она сказала:

— Было замечательно.

Может быть, это перебор, но на самом деле стало значительно лучше. Маргарет нужно было рано вставать на работу, так что я выскользнул из постели еще до часу ночи. Она уже спала. Я коснулся ее лица кончиками пальцев, провел указательным пальцем по подбородку. Даже во сне в ней ощущалась сила.

Когда я вышел на улицу, мимо проехало такси, но я слишком хорошо себя чувствовал и решил пройтись. Меня переполняло ощущение благополучия, и я хотел им насладиться. Подходя к Ньюкасл, я краем глаза заметил припаркованный там черный фургон. Когда я поравнялся с машиной, дверь открылась, и, прежде чем я успел что-то разглядеть, я получил удар по голове.

Темнота.

Когда я пришел в себя, первым ощущением была сильная боль за глазами. Я сидел на жестком стуле, но не был привязан. Я находился в каком-то подвале, сидел в торце длинного деревянного стола. За мной стояли двое мужчин в черных капюшонах. Я посмотрел перед собой и увидел человека, сидящего за другим концом стола. За ним тоже стояли двое в капюшонах, как будто мы играли в шахматы для бедных. Вокруг стола выстроились люди в капюшонах с отверстиями для глаз, носа и рта. Одеты все были в темные повседневные одежды, но военного кроя.

Сидящий мужчина был грузным, я видел толстые запястья, пальцы как сосиски. Он свободно сложил руки, держался расслабленно. Сказал:

— А, Джек, позволь мне извиниться за способ твоей транспортировки. Удар по голове был нанесен профессионально. Немного поболит, но ничего серьезного.

Я обрел голос и проговорил:

— Рад слышать, твою мать.

Он улыбнулся, показав желтые зубы курильщика сквозь прорезь. За двумя стоящими мужчинами я заметил два металлических шеста, скрещенные на манер эмблемы. Толстяк проследил за моим взглядом и сообщил:

— Пики.

Я снова воззрился на него и спросил:

— Кто вы такие, военизированная организация?

Он засмеялся, повернулся, точно желая поделиться шуткой с друзьями, и сказал:

— Нет, но мы ведем войну.

Я вспомнил друга Джеффа, Пэта, которого подозревали в нападении на школьницу. Его арестовали, выпустили, а затем он был жестоко изуродован. Я догадался:

— Пикинеры… Господи, да вы та банда, которая едва не прикончила Пэта Янга.

Он кивнул, как будто кланяясь после удачного выступления, и это меня взбесило. Я закричал:

— Гребаные линчеватели.

И получил удар по голове. Толстяк сказал:

— Никаких ругательств, Джек. Если мы собираемся остановить ширящееся гниение, мы сами должны соблюдать стандарты во всех областях жизни.

Я потер голову:

— А стандарты устанавливаете вы, так?

Снова запятнанная никотином улыбка, затем мужчина встал, подошел к металлическим шестам и заявил:

— Остерегайся хорошей пики. В 1798 году во время восстания ими проще было пользоваться, чем мушкетом или штыком.

В голосе зазвучали гордость и восхищение. Он продолжил:

— Восставшие в основном пользовались пиками. Они особенно эффективны в ближнем бою, когда борьба идет один на один. Изначально пики были длиной шесть дюймов и заострены на конце. Рукоятка была тогда длиной примерно шесть футов, но мы позволили себе некоторые отклонения.

Я коротко рассмеялся и сказал:

— Вы не только это себе напозволяли.

В глазах толстяка вспыхнул гнев, из чего я понял, что ему не понравилось, что я его перебил. Он был из тех, кто привык, чтобы все слушали, когда он их поучает. Он кашлянул, и я расслышал свист в его груди. Он, несомненно, был заядлым курильщиком, а может, таковым и остался.

ПОРОЧНЫЙ КРУГ

Любил он выпить,

И это еще слабо сказано,

Потому что, по сути,

В этом была вся его жизнь.

Герард Ханберри.

Из поэмы «Трудные ночи»

Толстяк подошел к стене, взял одну из пик в руки, мягко провел пальцами по наконечнику и сказал:

— Позднее к острию пики стали добавлять крюки. Кроме всего прочего, их можно было использовать, чтобы перерезать поводья и сбрасывать всадников наземь.

Он продолжал воспевать смертоносную красоту оружия и его свирепую простоту. Я слышал, как парни за моей спиной переминаются с ноги на ногу. Они все это уже слышали. Я взглянул на их ботинки, поднял голову и сказал:

— Эти парни — полицейские.

Предводитель Пикинеров поднял пику над головой и крикнул:

— Мы все новые полицейские.

Он вонзил пику в центр деревянного стола, причем острие вошло в дерево примерно на три дюйма. Рукоятка дрожала — таким сильным был удар. Да, на меня это подействовало, я даже подскочил. Почувствовал, как меня охватывает ярость, и спросил:

— Этим вы уродовали того бедолагу? Сколько человек его держали?

Толстяк снова улыбнулся:

— Мы следили за тобой, Джек. В нашем городке ты тоже боролся со злом, которое остается безнаказанным. И ты был полицейским. Присоединяйся к нам.

Я потерял дар речи, хотелось рассмеяться, но потом сказал:

— Пошел ты куда подальше.

Он слегка покачал головой — нет, не от злости, скорее, от разочарования — и кивнул своим людям. Те схватили меня за руки, связали их за спиной, натянули мне на голову чехол без всяких прорезей для глаз или рта. Я спросил: