Книга Эми и Исабель - Элизабет Страут

— Почему?

— Я не особенно легко сходился с другими детьми. — Мистер Робертсон бросил на Эми быстрый взгляд. — Моя мать пила. Она была алкоголичкой. Я частенько уезжал на велосипеде куда глаза глядят — лишь бы подальше от дома.

Алкоголичка. Эми убрала палец с приборной доски. Его мать не пекла никаких пирожных. Запиралась, наверное, у себя в комнате наверху и пила джин из бутылки, припрятанной под кроватью. Эми не очень-то ясно представляла себе женщину-алкоголичку (алкоголичку-мать), но ее мама рассказала ей однажды, что такие женщины часто хитрят и прячут бутылки под кроватью.

— Блин, — сказала Эми, — как это плохо!

— Ну да. — Мистер Робертсон вздохнул и слегка сполз с сиденья, положив руку на колено.

Искоса, сквозь завесу своих волос она внимательно рассмотрела его руку. Это была большая, внушительная, взрослая мужская рука с двумя венами, которые выползли на поверхность, словно пара дождевых червей. Широкие, короткие и чистые ногти. Она знала о его прошлой жизни с матерью-пьяницей, которая прячет бутылку джина под кроватью. Но его рука никак не вязалась с этим прошлым. Она обожала его за эти чистые ногти, потому что, скорее всего, в детстве они у него были грязными. Эми думала, что иначе и быть не может, если мать у тебя — пьяница. Зато каким сильным он стал! Он так умен, он цитирует поэтов и философов, он помнит множество теорем, и ногти у него чистые и ухоженные.

— Расскажите мне еще, — попросила она, слегка прислонившись к дверце, чтобы быть к нему лицом.

— Еще о жизни и приключениях Томаса Робертсона?

Она кивнула.

— Я вылетел из колледжа.

Она вздрогнула почти неприязненно, словно испугалась.

— Вы?

Еще ей стало за него стыдно: как он мог влипнуть в такую историю?

— С первого курса. — Он выпятил нижнюю губу и потянул клочок рыжей бороды под ней. — Слишком много всего было у меня в голове. Потом какое-то время поработал со слаборазвитыми детьми. А позднее улетел на Западное побережье и там закончил колледж, — он вскинул брови, — причем с отличием.

Итак, он был полностью оправдан. Слаборазвитые дети… Оказывается, он еще лучше, чем она думала. Она восхищенно посмотрела на него и улыбнулась.

— Я собирался писать диплом по психологии… Какая у тебя красивая улыбка, — сказал он (она покраснела). — Но у меня был друг — блестящий математик, он и меня увлек ею.

— Так вы психологию изучали в колледже?

Он кивнул.

— В экономической области, так что кое-какие знания по математике у меня имелись.

— Мама говорит, что все психологи — сумасшедшие, — сказала она без всякой задней мысли и вспыхнула, когда он расхохотался в ответ.

Он хохотал громко, закинув голову, так что были видны темные пломбы в его коренных зубах. И снова ей показалось, что он ей разонравился, но, отсмеявшись, он сказал доверительно:

— Я скажу тебе одну вещь, Эми, твоя мама — далеко не дура.

И сразу в машине стало так уютно. Он поднял стекло, и она почувствовала, будто плывет вместе с ним в большом пузыре. И так спокойно и приятно текла их беседа, что она опомнилась, только когда взглянула на его часы — до маминого прихода оставалось всего двадцать минут. Схватившись одной рукой за книжки, а другой за ручку дверцы, она вдруг наклонилась и быстро поцеловала его в заросшую бородой щеку.

Глава 8

Двоюродного племянника Арлин Такер арестовали за торговлю марихуаной.

— Ему всего-то пятнадцать, а у него нашли травы на триста долларов. — Арлин сообщила это, как всегда, внушительно, она приподняла одну из нарисованных бровей и не опускала, наблюдая, какой эффект произвело сообщение.

— Да что ты говоришь, — отозвалась Ленора Сниббенс, — пятнадцать лет. Черт побери!

— Но три сотни, — удивилась Толстуха Бев, — где он взял-то три сотни на покупку?

Арлин кивнула, как учительница, довольная выполненным уроком.

— Он продавал эту дрянь. Приторговывал. И как оказалось, это продолжалось около года.

Исабель оторвала взгляд от книги.

— А где они живут, твои кузены?

Арлин пожирала взглядом обложку «Мадам Бовари».

— Кингсвуд, около часа отсюда.

Исабель кивнула. Казалось, что марихуана теперь повсюду. Она знала: и ее город в опасности, учитывая то, что в Ширли-Фоллс располагался колледж. Но Кингсвуд — неприметный городишко… И вот пятнадцатилетний подросток продает марихуану. Она закрыла книгу, больше не в силах сосредоточиться.

— Скажу я вам, — говорила Арлин, вынув что-то из глаза и яростно моргая, — другого такого чудесного мальчика я не встречала.

— Ни за что не поверю, — ответила Толстуха Бев. Она медленно покачала головой, освобождая бутерброд от бесконечной обертки. — Если твой пятнадцатилетний ребенок торгует наркотиками, значит, что-то здесь не так.

— Естественно, что-то не так, — откликнулась Арлин. — Я и не говорю, что все правильно, я не утверждаю, что у него нет головы на плечах. Я говорю, что никто на него бы в жизни не подумал. Внешность обманчива.

— Истинно так, — в разговор ввязалась Роззи Тангвей. — Я недавно читала о мальчишке из Техаса. Красавчик, отличник, умница, идеальный студент — просто пробы негде ставить. Однажды заявился домой после баскетбола и пырнул мать вилкой в бок.

Ленора Сниббенс посмотрела на нее искоса.

— Вилкой? — сухо спросила она. Роззи проигнорировала ремарку, но Толстуха Бев на другом конце стола расхохоталась.

— Помилуй, Роззи, что уж такого страшного можно сделать вилкой?

Роззи казалась оскорбленной.

— Насколько я помню, ее еле спасли.

Ленора отвернулась и пробормотала тихонько:

— Ну да, в Техасе особо опасные вилки.

— Так оно и есть, — подхватила Толстуха Бев, смачно вгрызаясь в бутерброд.

Кусок капусты в майонезе соскользнул на ее огромную грудь. Она подхватила его и съела, потом, нахмурившись, яростно потерла блузу салфеткой.

Исабель поморщилась, у нее на языке уже вертелась фраза: «Бев, лучше бы горячей водой…», но Арлин опередила ее и сказала, что она понимает Роззи: невозможно предсказать, когда человек слетит с катушек.

— Вот поэтому так страшно жить в этом мире, — сказала она, обращаясь почему-то именно к Исабель.

— Да, точно, — кивнула Исабель.

Она заметила осторожный взгляд Арлин, брошенный на «Мадам Бовари», и она знала, что из-за этой книжки она может прослыть зазнайкой. Но ей не хотелось, чтобы о ней так думали на работе. Она хотела быть на равных со всеми, избегала всяких неприятностей и поэтому сказала, обращаясь к Арлин: