Книга Семь способов засолки душ - Вера Олеговна Богданова

class="p">Ника не видела его лет десять. За прошедшие годы он чуть оплыл и теперь будто придавливает собой не только кресло, в котором сидит, но и стол, на который опирается локтями, и даже пол в комнате не кажется столь же тяжелым и плотным, как Широков. Лицо желтоватое, под глазами мешки, взгляд тусклый, усталый, но не злой. На безымянном пальце левой руки кольцо «спаси и сохрани».

— Как ты выросла, смотри-ка. Чай, кофе? — спрашивает Широков. — Сам не сделаю, но вон там чайник с чашками.

Он показывает в угол комнаты, где на небольшом холодильнике стоят электрический чайник, пакетики, чашки и ложки. Как в больничной палате.

— Нет, спасибо.

— Сразу к делу, значит? Хорошо. — Он прихлопывает слово «хорошо» ладонью. — Чего не сидится дома?

Ника снова рассказывает про спам, наводки в письмах, снова видит скепсис.

— С какой целью ты виделась с Бардаховым?

— С Якутом?

Широков кивает.

— А почему спрашиваете?

— Не могу сказать.

— Ну а я не помню ничего. Все как в тумане.

Широков качает головой.

— Давай без этого. Ты же встречалась с ним дважды, последний раз на этой неделе, вы вместе уехали.

— Знаете, я вот только одно помню. Что вы не можете говорить со мной без опекунов.

— Все верно.

— Тогда почему мамы или Китаева здесь нет?

Широков вздыхает, откидывается в кресле, скрестив руки на груди.

— Слушай, мы с тобой сейчас просто болтаем, как старые знакомые. Не под запись.

— Поддерживаю, — кивает Ника. — Поболтать я готова. Делу сектанток дали ход? Нашли, кто тут у вас доводит девушек до самоубийства?

По лицу Широкова идет мелкая рябь. Занавеска за спиной Широкова колышется, за ней кто-то стоит.

— Ты о чем?

— Одна в реке утопилась, другая вскрыла вены на Потоке. Разве вы не в курсе? Почему о них не говорят?

— А чего о них говорить? Наркоманки кончают с собой, вот это новость.

— И никого не интересует, почему это происходит?

— Да почему это должно кого-то интересовать? Ты город видела? Это тебе не Сочи. Чему ты удивляешься? Не хватило денег на дозу, поругалась с парнем, за косичку дернули, мало ли ситуаций… И кто они были? Девушки неблагополучные. Ты мне про реку говоришь… — Он находит в стопке на столе папку, раскрывает. — На реку у нас пришла… Петрова Анастасия Рафаиловна девяносто пятого года рождения. Не замужем, детей нет, состояла на учете в диспансере. — Он отрывает взгляд от страницы. — Смотри-ка, прямо как ты. Образование среднее, постоянного места работы нет, жила с отцом, год назад ушла из дома.

— Куда ушла?

— Да кто ж ее знает куда. Где-то по впискам моталась, наверное. У мужика, может.

— Она тоже ходила в «Белое солнце»?

— «Белое солнце»? Это те, что в «Рассвете»?

— Да, секта. Все девушки увлекались нью-эйджем, шаманизмом.

— Тем более, чего ты от них хочешь? Такие только и топятся. И секта — очень громко сказано. Сидят в ДК и молятся.

Сощурившись, он всматривается в Нику.

— Ты поэтому к Бардахову ходила?

— Я искала Светлану Баеву. Мне сказали, что она была в секте.

— Так. Это тебе Бардахов сказал, где она с собой покончила?

Ника качает головой.

— Ты общалась с кем-нибудь еще из «Сияния»?

Ника вспоминает Андрея, его глупый смех.

— Нет.

Из-за занавески за спиной Широкова показывается узкая женская рука. Она сжимает ткань, сдвигает ее в сторону.

— Самоубийства… — Широков вздыхает. — А где их нет? Вот настоящая проблема у нас в городе — наркомания. И наркоманки, которые себя поджигают по чердакам. День города на носу, а тут такое, все на ушах стоят.

— Особые староалтайские наркотики, наверное? После которых бензином обливаются. Она сказала, что виновата, просила у кого-то прощения.

— И что? Имена называла?

— Нет.

— Ну и что здесь искать, скажи мне? — Широков опирается на стол, склоняется ближе к Нике, наставив на нее палец. — Хочешь добрый совет? Не лезь туда, куда не просят. Прекращай играть в детектива, Шерлок. Это в романах у нас следствие ведут все кто ни попадя, от санитарки до монтера, а в жизни на это есть следственные органы. У нас всё под контролем.

— Не сомневаюсь.

Из-за занавески показываются длинные темные волосы, сероватый лоб, белесый глаз, разбитый нос, второй глаз заплыл — Айта. Ее не стало перед Никиным десятым днем рождения.

— Я бы хотела, чтобы вы завели дело, — говорит Ника. — Расследовали. Может, до самоубийства их доводят, как в «Сиянии»?

— А ты правда хочешь, чтобы я расследовал? Вот серьезно.

— Конечно.

— То есть хочешь присесть.

— А я-то здесь при чем?

Широков понимающе улыбается, мол, нашла кому вешать лапшу.

— Мало кто в курсе, что ты здесь, но слухи расходятся быстро. Дочка Дагаева в городе. Может, это ты ту бабу подожгла? Заманила на чердак, облила бензином и того. А Толя тебя отмазывает, как дурак. Может, ты такая же чокнутая, как папаша твой, а? Труп нашла в заброшке. Это совпадение или кто-то тебе сказал, что он там?

— Я же говорю про письма.

— Письма, да. Ты говоришь со спамом. И что на это скажет суд, а?

Айта выходит из-за занавески, встает за спиной Широкова. Лицо ее разбито, нос свернут набок, хрящ торчит белым наростом. В руке у Айты кусок сырого мяса.

Широков оборачивается, смотрит сквозь Айту.

— Что там?

Ника качает головой.

— Ничего. Вы помните Айту?

Широков замирает, внимательно смотрит на Нику.

— Какую?

— Айта. Разбила себе голову в загородном доме.

Он помнит, это заметно. Снова оборачивается на занавеску, складывает два и два.

— Значит, галлюцинируешь вовсю.

— Просто я шаманка. Шаманская болезнь, астральный мир. Мы с Якутом это обсуждали. Он сказал, что здесь место силы, духи громче говорят.

Широков хмыкает.

— Слушай, ну я знал, что все плохо, но не подозревал, что настолько. Тебе, может, опять прилечь в больничку, отдохнуть? Тут и здоровый человек кукухой поедет, труп найти, потом еще самоубийца, пожар…

— Это не мне решать. Если захотят, положат сразу же. А Айту вы должны помнить. Вы же к ней приезжали.

— Ты все перепутала. И это не твое дело, — повторяет Широков с нажимом.

— С каких пор