Книга Поцелуй черной вдовы - Евгения Бергер

на коже». Дурацкая шутка, но правдивая, что уж там отпираться…

— Почему ты мне помогаешь? — спросила девушка, радуясь невозможности глядеть в глаза собеседника.

Этот вопрос весьма ее занимал, но спросить было страшно… Почему, она и сама толком не понимала, ведь трусихой никогда не была.

Сайлас молчал и явно не торопился с ответом, и с обострившимся восприятием окружающего ее Соланж болезненно остро ощутила вдруг тепло его кожи у себя за спиной, жар дыхания, саму эту близость, прежде ей недоступную. И стук сердца в груди сделался глуше… Во рту пересохло.

— Мы, перевертыши, должны держаться друг друга, разве не так? — наконец услышала она голос, отозвавшийся внутри ее грудной клетки. — Пусть целый мир восстал против нас, мы не дадим ему нас сломить. Или ты не согласна?

— Согласна.

Кто бы подумал, что три дня спустя после «убийства» Сайласа Гримма она, прежде во всем противореча ему, вдруг согласится с ним. Чудеса! Прежде, конечно, он был для нее человеком, да еще и надсмотрщиком…

— Вот и лес.

Они ехали уже около часа, неспешно трусили на хилой их лошаденке, и хоть еще ощущали «аромат» Лондона (он расползался на несколько миль вокруг), проехали уже несколько деревень и, казалось, попали в другой, незнакомый им мир. Здесь, вне стен шумного Лондона, жизнь как будто застыла в таинственной неподвижности, тишине и внутренней созерцательности… Только луна и казалась живой, глядевшей тебе прямо в сердце.

— Слезай.

Гримм съехал с дороги и, спрыгнув на землю, поставил рядом Соланж. Его руки на ее талии все еще ощущались ожогами, когда он, привязав лошадь к кустам, подхватил ее за руку и потащил за собой под кроны деревьев. Он будто намеренно делал все, чтобы сбить ее с толку, лишить ясности мысли… Бессовестно пользовался ее замешательством. Вот как теперь, когда вел ее через лес, такой темный, что девушка через силу различала силуэт Сайласа впереди, а потому не решалась выдернуть руку, чтобы двигаться самостоятельно. Как он сам ориентировался во мраке, оставалось загадкой, только Гримм ни разу не запнулся о корни деревьев и не столкнулся лоб в лоб со стволом дерева. Сама Соланж потеряла всякое представление, куда идет и откуда пришла… Лес объял ее будто темным, непроницаемым коконом, даже луна не пробивалась сквозь плотные кроны сомкнувшихся сверху деревьев.

— Пришли, — сказал Сайлас и выпустил ее руку.

Соланж сразу же захотелось снова вцепиться в него и хоть в этом обрести пошатнувшуюся основу. Весь этот вечер казался безумной фантасмагорией, игрой света и тени… И она потерялась в ней, заблудилась как в этом лесу.

— Где мы? — спросила она. — Я ничего толком не вижу.

— Это пока… После первого обращения мрак не станет пугать тебя больше. Твое зрение перестроится. Обоняние, слух станут иными. — И совсем другим тоном скомандовал вдруг: — А теперь раздевайся!

— Раздеваться?!

Сайлас хмыкнул.

— Можешь не раздеваться, конечно, но мало ли кто ты в другой ипостаси. Вдруг медведица… Зря испортишь одежду.

Соланж фыркнула.

— Я — не медведица. — Отчего-то показалось ужасным, оказаться именно что медведицей. Вроде как подыграть ему в чем-то, оказавшись той же породы, что он…

— Это как знать. В любом случае, это тебе возвращаться нагой в случае неудачи… Думай сама.

Как же он раздражал, этот Гримм-будь-он-неладен! Выругавшись сквозь зубы, Соланж скинула плащ.

— Отвернись! — рыкнула на него, понимая, что темнота его зрению не помеха.

Гримм отвернулся. По крайней мере, она очень надеялась, что отвернулся, так как сама не видела ничего… Будто барахталась в вязких чернилах, густых и тягучих, как патока. Скинуть мужскую одежду было несложно: сапоги, штаны и рубашка вскоре лежали у ее ног. Плащ же Соланж стыдливо накинула на обнаженное тело…

Несмотря на довольно прохладную ночь, холодно не было. Даже дрожь, сотрясавшая ее тело, была скорее нервической. Было страшно представить, что здесь, прямо сейчас, она обратится в кого-то другого… В кого? И как это будет? Больно ли, когда твое тело делается иным? И каково быть животным с человеческим разумом? Что изменится в ней, кроме зрения, обоняния, слуха? Будет ли она по-прежнему той же Соланж, что была до обращения? А ее убийственный дар… он перейдет и в животного?

От вопросов ломило виски. А мох под ногами непривычно холодил голые стопы…

— Что… что теперь? — спросила она дрогнувшим голосом.

Сайлас Гримм обернулся и сказал четко и ясно:

— А теперь обращайся.

И сердце Соланж запнулось на миг…

Глава 19

Она замерла, тщетно пытаясь представить, как обращается, но никаких изменений в себе не заметила. Глаза все так же глядели в чернильную мглу, а озноб сковывал тело…

И сжатые от напряжения кулаки аж вибрировали как струны.

— Соланж? — Тихий голос прозвучал совсем рядом, участливый, добрый, он коснулся чего-то в душе: захотелось банально заплакать.

Как маленькой…

Вот ведь глупость какая.

И она призналась в сердцах:

— Я не знаю… не знаю, как обращаться… Может быть, я вообще не могу…

Гримм улыбнулся, и она ощутила его горячие руки, опустившиеся на плечи.

— Ты чересчур напряженная, просто расслабься.

— К-как?

— Вспомни Лес. Тот, что видела в своих снах… Опиши мне его.

Соланж, несмотря на окружающий ее мрак, прикрыла глаза и в тот же миг вспомнила зимний, пасмурный Лес, будто принявший ее в свое лоно… Вспомнила яркие нити, пронизывающие его, восторг охоты и мягкость мха под своими легкими лапами. Сотни запахов… Сердце, восторженно бьющееся в груди.

— Лес был зимним и неприветливым поначалу, будто сонным…

— Таким, как этот сейчас?

— Да… отчасти.

— А потом стал другим?

— А потом он ожил…

Тепло от ладоней, лежавших у нее на плечах, вдруг потекло прямо к сердцу и наполнило грудь без остатка. Сердце залипшей в меду маленькой мушкой замедлилось без возможности трепыхаться… Дыхание стало ровнее. А жар, сконцентрировавшийся в груди, вдруг полыхнул по рукам и ногам, да так сильно, что ее бросило в пот… Соланж охнула. Тело же, изогнувшееся дугой, будто подкошенное повалилось на землю… Она вот-вот ждала боли падения, ободранных рук и ушибленной головы, но ощутила… волшебную легкость… А распахнув зажмуренные глаза, на мгновенье ослепла от яркого света: лес ожил, как в том сне. Завибрировал, засветился…

Она, кажется, рассмеялась, но не услышала смеха, только почудилось, кто-то пролаял с ней рядом. Или затявкал…

— Эй, это я, Гримм.

Мужчина оказался высоким, намного выше, чем она его помнила, так что ей пришлось задрать голову, чтобы увидеть его. Он присел рядом с ней и протянул свою руку…

— Нельзя! — завопила она, но снова услышала вместо