Книга Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих

class="p1">7. Неужели адв[окаты] находятся в заблуждении, что у нас где-то много денег? Неужели культурный работник непременно должен быть богатеем? Ведь этот вопрос стоит чрезвычайно остро. Вы трое можете знать, что у нас сейчас всего на все про все три с половиной тысячи рупий, а курс Вы знаете. Это приблизительно стоимость одного проезда, а здесь-то как же? Если о картинах даже и думать не следует? Вот как остро стоит действительность. Нельзя ли этот вопрос как-то сдвинуть? Впрочем, на этих днях уже в деле лина[132], надо думать, серьезные подвижки произошли. Также только Вы трое знаете о том, что Ст[окс] уже не прислал свои сто долл[аров] на «Ур[усвати]» за янв[арь], а мы уже кончаем февраль. Конечно, мы не знаем его намерений, но никакого предупреждения от него не было. Но ведь сейчас ввиду отвратительной газетной кампании здесь особенно необходим М[ан], ведь сатанисты могут броситься всюду. И вот, когда действительность так остра, тогда и наши же адв[окаты] могут подставить под расстрел, слушая какие-то предумышленные выкрики злоумышленников, уже подготовивших то, что им нужно.

8. Интересно, какова была реакция судьи хотя бы на такой возмутительный акт, как самочинное присвоение чужих шер и самовольное снятие Имени с Музея? Казалось бы, достаточно всюду было напечатано, что я уже давно предложил иметь отдел как Амер[иканского], так и иностранного искусства. Возражают ли наши адвок[аты] против такого ограблениия идей? В газетах многократно говорится все о том же миллионе[133], но совершенно упускается из виду, что и из нас каждый отдал все — как все свои профессиональные накопления, так и посильные денежные вспомоществования, — Учреждениям. Кроме того, не забудем, что кроме этого резинового миллиона, годного на все случаи жизни, были и многие другие жертвователи, и сумма всех этих пожертвований совсем не малая. Кроме всего прочего, по притче о лепте вдовицы ее жертва была выше жертвы богача. Поэтому Хорш не может себя считать единственным жертвователем. Неужели на суде адв[окаты] не задали вопрос о том, что именно приобрел г-н Хорш за этот свой миллион? Все его положение создалось благодаря всем общим трудам, всем идеям, вложенным в Учреждения. И до Учреждений много ли раз он имел аудиенцию у главы гос[ударства]? И так ли свободно он сносился с высшими должностными лицами, послами и большими деятелями разных стран? В своих письмах сам он постоянно говорит о том, что Имя Музея открывало ему все двери. А теперь, запасшись ключами к этим дверям, он пытается подставить исключительно свое имя. Понимают ли адвокаты это положение вещей? Ведь и вся реорганизация совершилась не по легальным зацепкам, но по соглашению, основанному на культурных и гуманитарных соображениях.

Письмо Дж. О'Хары Косгрэва о ситуации с Музеем Рериха в Нью-Йорке, выражающее протест против действий Л. Хорша. 7 февраля 1936 г.

9. Мы были сердечно тронуты такими славными письмами обоих Фосдиков. Вот чистые души, стремящиеся к Свету. Чудесно письмо, которое он хочет распространять. Совершенно естественно, если злоумышленники широко разбрасывают свою клевету, то и голоса за правду должны раздаваться широко. Ведь идет какое-то наглое ограбление на большой дороге. И в Комитет бондх[олдеров] должны доходить голоса правды. Пусть они оценят руки захватчиков, которые теперь проливают крокодиловы слезы якобы за интересы бонд[холдеров]. Ведь мы все ни на кого не нападали. Мы все не вносили никакого разъединения, наоборот, мы твердили постоянно о единении как единой основе преуспеяний. А вот захватчики без малейшего повода подняли знамя войны, разложения и разрушения. Писала ли и видела ли Зейд[ель] своего влиятельного друга в Ваш[ингтоне]? Ничто нельзя отложить и упустить.

10. Теперь, когда Комитет Друзей образовался, всякие обращения вроде письма к Шкляверу, естественно, могут идти от Комитета. Тем самым Комитет выразит и свою жизненность, лично мы ничего не внушаем Комитету. Пользуясь лучшими настроениями, в скорейшем времени предложите это от себя, чтобы не было и намека на какие-либо настаивания. Кроме почетных адвайзеров[134] Музея ведь имеются пожизненные члены, внесшие пожизненные взносы (размеры этих крупных взносов Вы знаете), всем этим людям, наверное, разосланы какие-нибудь клеветнические циркуляры, и потому оповещение от Комитета может быть очень полезным. Хорошо, если бы в таких оповещениях было в какой-то форме указано о том, что культурная деятельность во всяком случае продолжается. Ведь различные люди слышат лишь о скандалах и думают, что наша деятельность прекращена злоумышленниками. Можно представить себе Тагора, который получил бы лишь клеветнический циркуляр и понял о прекращении всей нашей деятельности, потому пусть в оповестительных письмах будет изложена, как Вы и сделали в письме к Шкл[яверу], вся деятельность злоумышленников, указана вся борьба против преступников, а в конце может быть помянуто, что наша культурная деятельность ни в коем случае не нарушается. Ведь, как лучшие из адвайзеров (конечно, не Розенталь и не Требольт), и лучшие члены могут выразить Комитету свое сочувствие и желание содействовать в этом Крестовом Походе за Культуру и Справедливость. Могут быть посещаемы такие лица, как, например, Брисбен, который уже прежде хорошо выражался. Весьма полезен предложенный членами Комитета митинг протеста. Ведь в письме Косгрэва очень интересно затронуто основание-цель этого злоупотребления и предательства.

11. Вполне понимаем, почему Морис должен был остаться в составе теперешних Трэстис. Все это приобретает особую пикантность. Оставленный ими Трэсти не зовется на заседания, ему не возвращается принадлежащая ему шера, и на глазах его как заведовавшего Музеем снимается само название Музея. Большей злобной чепухи нельзя и придумать. Именно то, что их же Трэсти должен обращаться против них к суду, вносит в дело особо трагический смысл. Неужели же судейские сердца настолько окаменели или выдохлись, что не поймут всего, на глазах их происходящего? Франсис писала о том, что Народный говорил ей о каких-то полезных знакомых, — оповещает ли он их? Если даже они не примут непосредственного участия в деле, то все же такое оповещение полезно. Нам нечего бояться широкой огласки и затрагивания больших имен.

12. Как тяжко читать сегодня в здешних газетах о волне преступности в Америке, от которой уезжают в Австралию и другие страны выдающиеся и крупные деятели. Случай с Линдбергом несмываем[135]. Скоро, возможно, напишут — «Уэв оф крайм — Хорш стилинг Билдинг»[136].

13. Вновь образованный Комитет может приобрести огромнейшее и совершенно особое значение, он может показать, что помянутая криминальность есть чисто наносное явление, подлежащее искоренению истинною Культурою и Этикою. Этот Комитет является показательным градусником истинного Американского достоинства, а все «хохочущие гиены», как правильно назвала их Франсис,