Книга Пилигрим. Книга 3 - Константин Калбазов

Прошли за кусты, так, чтобы их не могли рассмотреть и расслышать. Разговор мог выйти непростым. И лучше бы без свидетелей. Оно всегда легче договариваться, когда келейно. И уж тем паче, если в наличии расстеленное одеяло с кувшинами вина и сбитня, да большим блюдом с исходящим паром мясом.

Выпили по первой чарке вина. Отрезали по ломтику мяса. После чего воевода выразительно посмотрел на Михаила. Тот усмехнулся, тряхнул головой и поднявшись отошел к одному из кустов. Откинул одеяло, развязал тесьму на одном из четырех кожаных мешков, и сунув во внутрь руку извлек пригоршню монет.

— В каждом из них по три тысячи монет. Все как условились, — возвращаясь к столу, произнес Михаил.

Взял кружку с вином, отсалютовал ею и пригубил терпкий напиток. Кстати, местное и ничуть не уступит ромейским. Святславичу развивать бы виноделие. Рынок сбыта просто огромный. И княжество стоит на одном из основных маршрутов в глубь русских земель. А он все походами грезит, да желает заполучить Черниговское княжество.

— Только тут есть одна загвоздка, — вернув кружку на одеяло и потянувшись к мясу на ребрышке, произнес Михаил.

— И какая?

— Сам посуди, просто так я тебе деньги дать не могу. Сумма-то немалая. Сам посуди. Сегодня ты деньги возьмешь, я князя устраню, а завтра ты скажешь, что не рад моим купцам.

— То есть слову моему у тебя веры нет?

— Еремей, вот только без обид. Мы тут сидим и умышляем против князя, а ты о крепости слова. Нешто ты ему присягу не давал. Не надо на меня так-то глядеть. Я поди тоже не мальчик. И за клинок не стоит хвататься, драться мне с тобой не с руки. Как и тебе со мной. Опять же, я ить тоже в вечной дружбе клялся. Олег, тот и вовсе крестил двух сыновей Мономаха. Чуть не братьями были. А теперь что? Волками друг на дружку смотрят.

— К чему ты ведешь, Михаил?

— Расписку ты мне напишешь, что получил от меня двенадцать тысяч милиарисиев для водворения на стол тмутараканский сына Олега Святославича, Игоря.

— А ты меня потом той писулькой за причинное место держать станешь, — хмыкнул воевода.

— А ты еще не понял, Еремей? Ты уже в моих руках, — хмыкнув, произнес Романов.

— Хочешь сказать, что либо я пишу тебе расписку, либо ты меня и людей моих тут порешишь?

— Ты голос не возвышай. Не надо. Не услышат тебя твои вои.

— Ах ты…

Еремей атакующей коброй рванулся к Михаилу. Но тот с легкостью ушел в перекат, разрывая дистанцию, и поднялся на ноги, готовый отразить очередную атаку.

— Да тихо ты! Спят они. Через час проснутся свежие и бодрые, — выставив руки в примирительном жесте, произнес парень.

Воевода уже с обнаженным мечом буравил его свирепым взглядом.

— Спят, — убежденно повторил Романов. — Ну вот какой мне смысл их убивать?

— А если не сговоримся? — не отводя взгляда, произнес Еремей.

— А ты бы оставил меня в живых? Хватит уже ребячеством заниматься. Поди о серьезных вещах говорим. Клинок убери.

Страха Михаил не испытывал. Перед ним конечно опытный воин. Но и его не в дровах нашли. И то, что из оружия только нож в руках, которым мясо резал, ни о чем не говорит. Еще несколько мгновений, и меч со стальным шелестом вошел в ножны.

Вообще-то, не сказать, что воевода загнан в угол. Даже написав расписку он отсюда может прямиком направиться к Олегу. Передаст ему серебро, и посмеется вместе с ним над незадачливым заговорщиком. А там и поквитается. Если успеет. Потому что случись такое, и Михаил непременно об этом узнает.

Если кто-то очень хочет добраться до другого, то он это непременно сделает. Спасти тут может только упреждающий удар. А все меры противодействия могут лишь усложнить задачу исполнителю и отдалить неизбежное.

Так собственно говоря и было в случае с Романовым. Его непременно достали бы. Но вмешательство Комнина пресекло эти попытки на корню. К слову, это не он устроил охоту на Романова, а глава рода Мелиссин, в отместку за гибель Досифея. Бог весть, чем там император ему пригрозил, но охота прекратилась. Борис конечно мух не ловил, но пока все было спокойно.

Так вот, если Еремей решит дать заднюю, то после устранения Олега, Михаил все еще сможет использовать против него этот документ. Тут главное правильно подать информацию. А уж он-то знает, как оно бывает, когда белое прямо на глазах вдруг оборачивается черным.

Меч со стальным шелестом вошел в ножны. Воевода еще какое-то время смотрел на Михаила, потом опустился на одеяло и наполнив стакан вином, махом опрокинул прямо в глотку. Недовольно фыркнул и повторил.

Романов тем временем сел на свое прежнее место, и подобрал кусок мяса. Отрезал ломтик и отправил в рот. Приготовлено хорошо. В меру жесткое, так чтобы жевать, а не по небу языком размазывать.

— Ну и на чем тебе ту расписку писать? — наконец произнес Еремей.

— Лука, — повысив голос, позвал Михаил.

— Здесь я, — отозвался десятник.

— Что там гости?

— Спят как младенцы.

— Это хорошо. Принеси ящик с принадлежностями.

— Слушаюсь.

Внутри принесенного походного гарнитура находились все имеющиеся на сегодняшний день писчие принадлежности. Восковые таблички, пергамент, бумага, береста, чернила, перья, песочница и стилус. На выбор. Правда, воск под это дело не годился категорически. Его можно использовать только как черновик и не более. Здесь же вопрос серьезный.

Еремей хмыкнул и указал на пергамент, несмотря на редкость бумаги самый дорогой материал для письма. Он конечно известен куда раньше, и в обиходе его находится больше. Зато его можно использовать неоднократно, выбеливая написанное. А потому и цена на него выше. Ну, а местные ревностно следят за тем, чтобы и выглядеть соответственно, и чтобы корреспонденция была написана на достойном носителе. Кто сказал, что понты родились на Кавказе.

— Анисию с собой забери, — закончив писать, произнес Еремей.

— Зачем она мне? — вздернул бровь Михаил.

— И мне тут ни к чему. После смерти Ирины пропала, а как не станет Олега, вдруг появится. Лишние вопросы. Так что, забирай. А лучше прирежь ее. Голова меньше болеть будет.

— Я подумаю над твоими словами, — заверил Романов.

Впрочем, решение он уже принял. Гречанку заберет с собой и дат ей защиту. Конечно размахивать как транспарантом не станет. Это лишнее. Но кому надо будет знать, что он своих не бросает.

* * *

— Мой хан, — воин вошедший в юрту, остановился на пороге и замер склонив голову и прижав руку к груди.

— Проходи, Метигай. Что-то случилось? Отчего ты прискакал в стойбище с дальнего пастбища?

— У Лошадиного ручья стоит отряд половцев, во главе с великим ханом Шаруканом.