Книга Утесы Бедлама - Наташа Полли

– Дома есть.

– Почему вы не взяли ее с собой?

– Она высечена на стене.

– Как полезно, – вздохнул Клем. – Как и вся ваша жизнь, да?

Рафаэль посмотрел на него с той же отстраненностью, с которой он пристрелил Мануэля. Несколько долгих секунд я колебался, но Рафаэль мог сделать все что угодно и позже доказать свою невиновность Мартелю. Чтобы этого не произошло, я закрыл глаза и толкнул Клема. Он упал за борт с громким плеском и взрывом ругательств. Я сделал вид, что соскользнул, но Рафаэль улыбнулся. Он выглядел гораздо более спокойным, когда помогал Клему подняться в лодку, из-за чего лишь выслушал новую порцию обвинений, хотя они и сидели далеко друг от друга.

Мы замолчали, увидев тело на скале. Оно было подвешено за волосы на прочную виноградную лозу. Теперь от него остались одни кости. Я плохо представлял, как кто-то мог повесить его там, и еще хуже – как его можно было снять. На шее висела табличка с испанской надписью: «Я украл хинные деревья».

– Это Эдгар, – сказал Рафаэль. – Раньше он жил напротив меня. Передал хинные деревья голландцам.

Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнули едва заметные искры, словно ему не терпелось узнать, что я собирался делать дальше.

10

Скалы сужались, и вскоре река превратилась в ручей. Тем не менее я не ожидал увидеть того, что открылось нашим взглядам позже, когда река в последний раз резко свернула направо мимо огромных пещер с солеными сталактитами и россыпью стеклянных валунов.

Когда-то здесь была полоса суши, но река пробила ее, создав три высоких утеса. Позже Клем сообщил, что их высота составляла шестьсот двенадцать футов. Я не мог рассмотреть верхушки, но к основанию были пристроены причалы, а затем шли ступени, ступени, ступени… наверх, к хитросплетениям деревянных подмостков, поддерживающих дома, и витых опор. Когда мы подплыли ближе, я увидел людей. Мужчина толкал тележку, набитую ананасами.

Неожиданно вышло солнце. Зеленовато-голубые тени упали на лодку и окрасили речную воду в бирюзовый цвет. Свет проникал сквозь прозрачные части утесов, состоящие из стекла и сияющие из-за погоды и реки. Я поднес руку к цветной тени и почувствовал тепло. Торговец попытался вывести лодку из тени, но она двигалась слишком медленно. Как только мачта оказалась на свету, травяной парус загорелся. Мужчина закричал. Рафаэль, который в тот момент пил что-то из фляжки, вылил содержимое на пламя, и оно быстро погасло. Казалось, случившееся его не испугало, но лодочник выглядел потрясенным. Он увел лодку подальше от отраженного солнечного света.

– О боже, – воскликнул Клем. – Это обсидиан. Голубой обсидиан. Он образовался в толще горных пород в… Это невозможно.

Он словно обвинял Рафаэля, но тот или чересчур устал, или был слишком вежливым, чтобы вступать в разговор.

– Редкость, – сказал я, пытаясь сохранять спокойствие. Рафаэль знал, зачем мы приехали сюда. Тот факт, что он никому не рассказал об этом, не означал, что его терпение могло закончиться, если мы будем обвинять его лично в очередной геологической редкости или лингвистической странности. Я бы попросил Клема замолчать, будь он Чарльзом, но я не боялся характера Чарльза. Теперь я вспомнил, что боялся характера Клема. – Есть многое на свете, друг Горацио… И ты узнаешь об этом, лишь увидев собственными глазами.

Клем фыркнул. Рафаэль медленно обернулся, и я нахмурился, но он тряхнул головой, как бы сообщая, что я здесь ни при чем.

В русле реки, там, где свет падал на воду, лежали обломки старой каменной кладки. Я снова поднял голову. Два моста, соединявшие первый и третий утес с землей, были каменными, но мосты между утесами были построены из дерева совсем недавно. Должно быть, вся конструкция давно начала разрушаться.

Я стоял на носу лодки, когда мы подплыли к причалу. Река пробила в скалах ложбины и пещеры, внутри которых капала вода. В воздухе отчетливо пахло раскаленной солью. Вместо того, чтобы течь между утесами, река пробила глубокие овраги в слабых местах и образовала стеклянный берег, похожий на каменные берега в Англии. Но здесь стекло было сглажено и приобрело причудливую форму, которая блестела на свету и искажала все вокруг. Все углы были сточены.

Торговец остановил лодку у плоского валуна. Рафаэль легко спустился на берег. Клем выходил дольше: он все еще был бледен из-за горной высоты и к тому же промок после падения в реку. Торговец помог мне спуститься. Я думал, что он тоже выйдет с нами, но он лишь встревоженно посмотрел на берег и направился обратно.

– Он не собирался плыть сюда? – растерянно спросил я.

– Нет, склады находятся в другой стороне. Не выходите на солнце, – добавил Рафаэль без особой надежды на то, что мы его послушаемся.

Мы пошли за ним по более прохладной и безопасной тропинке между рекой и утесами, на которую не падал отраженный солнечный свет. На дальней стороне река была гораздо мощнее. Она клокотала в камнях и расщелинах, и издалека доносился тихий рев, похожий на шум водопадов. За утесами скалы сужались: между ними мог проплыть разве что каяк. Хотя я видел зеленые кроны деревьев на вершине, было невозможно разобрать, что именно там росло и насколько плотно.

На стеклянном берегу я оступился. На одно долгое, почти бесконечное мгновенье мне показалось, что я лечу в бездну, но это была иллюзия. Я провалился всего на несколько дюймов, но стекло уходило вниз примерно на двенадцать футов. Дном было замерзшее русло реки. Во льду застыли рыбы и водоросли. Они не были сгоревшими. Я наклонился посмотреть, но поверхность застыла в форме волн, и все искажалось и размывалось. Когда я выпрямился, все снова стало четким.

Рядом с причалами гладкое стекло сменялось галькой и зеленовато-голубыми ракушками. Они лежали повсюду. Многие из них прилипли к скалам, словно обычные раковины. Скалы полностью состояли из обсидиана или превратились в стекло лишь наполовину – огромные глыбы стекла и камня, сливающиеся воедино. По своей форме гранит напоминал чернила, вылитые в воду. В лодке я замерз, а на берегу было так жарко, что мне пришлось снять сюртук. Раздеваясь, я случайно вышел на участок яркого солнечного света и тут же отпрянул. Зной обжигал. Слой стекла в утесах доходил до двухсот футов в высоту, и до этой точки скалы вокруг были покрыты черными опаленными пятнами. Птицы – маленькие черные лысухи – свили свои гнезда выше. Рядом с утесами скалы были стеклянными, но остальные состояли из камня. Обсидиан, впервые образовавшись здесь, потек вниз, словно река, и создал большую прослойку стекла в горной породе. Должно быть, одна из гор была вулканом.

Как только мы отдалились от горячих теней и вышли под лучи обычного солнца, Рафаэль остановился.

– В солнечный день не приходите сюда до полудня, иначе ваша одежда загорится, – сказал он. – В лесу вы увидите границу, отмеченную солью и костями животных. Не пересекайте ее. За ней живут индейцы, и они не любят блуждающих иностранцев. Вы их не увидите, но они там есть. Просто держитесь от них подальше, и они будут держаться подальше от вас. – Рафаэль дождался, пока мы кивнем, и продолжил: – Это место – госпитальная колония. Большинство людей, живущих здесь, больны или искалечены, поэтому не ждите, что вам помогут донести вещи. Позаботьтесь о себе сами. Слуг здесь нет.