Книга Войны Миллигана - Дэниел Киз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поднырнул и закрыл за собой створку.
Все вокруг, как и раньше, покрывала пыль. В углу высилась стопка древних журналов. Никаких следов. Окна были высотой больше трех с половиной метров. Снаружи – толстая решетка, изнутри – сверхпрочное оргстекло в металлических рамах и плотная сетка. Бетонные подоконники шириной около восьми сантиметров.
Глядя в окно, он рассеянно похлопал ладонью по подоконнику и вдруг сообразил, что звук гулкий. Он-то думал, что подоконник цементный насквозь, но это просто верхняя панель. С помощью карандаша он приподнял ее и увидел стальные вертикальные прутья. Пошарил рукой и нащупал горизонтальный металлический прут. Это узкое углубление было идеальным тайником для блокнота.
Попасть сюда легко. Отпереть дверь из общего зала в Коридор Вечности для томми – пара пустяков. Черт возьми! аллен подумал, что и сам, пожалуй, справится. Даже кредитки не понадобится. Сойдет и сложенный лист бумаги.
Он вернул цементную панель на место. Прежде чем уйти, придвинул стол к двери, вылез наружу и, убедившись, что в коридоре пусто, подтащил стол еще ближе, а потом закрыл дверь. Если кто-то из пациентов пнет ее ногой по дороге в кабинет Гормана, она приоткроется всего на несколько дюймов.
Теперь у аллена было убежище, место, где по дороге в кабинет к врачу или обратно можно скрыться, не вызывая подозрений, на пятнадцать-двадцать минут. Но самое главное – есть где прятать записи.
Он переложил страницы, которые копил в журналах, в свой блокнот, а блокнот спрятал в углублении под цементной панелью подоконника. Сверху на подоконник положил стопку журналов из угла. Камуфляж для писательского тайника.
Потом неторопливо вернулся в общий зал, прошел мимо санитаров, сел на стул, достал чистый лист бумаги и принялся строчить.
Глядя с улыбкой на санитара, он описывал его внешность и поведение. После того как на последнее слушание пришел автор книги про Билли, все в больнице узнали, кто его союзник на воле, и полагали, что Миллиган собирает факты для обличительных материалов в СМИ и с помощью других посетителей переправляет писателю отчеты об условиях содержания в госпитале и поведении санитаров.
До него дошли слухи, что санитары жаловались суперинтенданту Хаббарду. Мол, если Миллигану не запретят писать, они откажутся работать. Однажды сразу трое не вышли на работу, сказавшись больными. Вопрос встал ребром. аллен знал, что Линднер не отправит его обратно в интенсивную терапию, потому что нет веской причины – он не лезет в драку и не создает проблем. Кроме того, он может снова избить Льюиса.
Но санитары уперлись рогом и требовали, чтобы Миллигана перевели из пять/семь.
Команда врачей предложила компромисс. Они сказали санитарам, что днем Миллиган будет уходить из блока для участия в программе профессиональной подготовки и возвращаться только на ночь. Таким образом бумагомарание прекратится.
аллен был уверен, что врачи предложили ему расписывать стены, чтобы показать судье Кинуорти, что они применяют в лечении арт-терапию. Администрация предложила платить ему минимальную зарплату в обмен на то, что он облагородит стены Лимы. Когда он согласился, в его медицинской карте появилась следующая пояснительная записка:
ПЕРЕСМОТР ПЛАНА ЛЕЧЕНИЯ – ПОЛУЧЕНО И ЗАПИСАНО 17/3/80
Дополнение к плану лечения: 17 марта 1980 г. (Мэри Рита Дули)
Клинический директор Льюис Линднер разрешил пациенту расписать стены в третьем блоке… Пациент попросил разрешения приступить к этой (цитата) «творческой задаче» немедленно. Кроме того, пациенту потребуются материалы для работы (масляные краски, кисти, растворитель и т. д.). Если (цитата) «понадобится», к пациенту приставят кого-то из охраны.
17 марта 1980 года лечащим врачом пациента был назначен доктор Джозеф Тревино. Доктор Тревино считает, что это занятие окажет терапевтическое воздействие на пациента, а также облагородит внешний вид больницы.
До слушания, назначенного на четырнадцатое апреля, оставалось меньше месяца.
На следующее утро Боб Эдвардс, курировавший арт-терапию, пришел за кевином и повел его в изостудию, где хранились десятки банок с разной краской.
– Ну и?.. – спросил кевин, рассчитывая, что Эдвардс сейчас все ему объяснит.
– Мы соблюдаем нашу часть условий договора о профессиональном образовании. Помимо минимальной зарплаты, предоставляем краску и прочие принадлежности.
– А, ну конечно…
Вот, значит, в чем дело… Кто-то собирается что-то рисовать. Ну, точно не он. Где бы они ни жили, он натыкался на краски, кисти и холсты и знал, что аллен, дэнни и томми – художники, но сам он никогда кисти в руках не держал. Он не писал красками, не рисовал – черт, он и палка-палка-огуречик не изобразит.
Будучи в Афинах частью Учителя, он слышал, как тот рассказывал писателю о времени, когда артур сделал сэмьюэла нежелательным, потому что тот продал одну из обнаженных натур аллена, чтобы от нее избавиться. артур установил правило, что никто больше не должен касаться принадлежностей для рисования или самих картин: портретов аллена, натюрмортов дэнни и пейзажей томми. Страдающий дальтонизмом рейджен время от времени рисовал углем. кевин вспомнил рисунок, на котором рейджен изобразил тряпичную куклу Энни, принадлежащую кристин, с висельной петлей на шее, – рисунок поверг в ужас охранников во франклинской окружной тюрьме.
Так кто же будет рисовать?
Эдвардс подкатил к банкам с краской большую тележку.
– Какие цвета тебе нужны, Билли?
кевин понимал, что должен подыграть. Он погрузил на тележку банки с синей, зеленой и белой акриловой краской и добавил несколько кистей. Сойдет для начала.
– Готов?
кевин пожал плечами:
– На первое время хватит.
Эдвардс повел его из изостудии по коридору в зал для свиданий третьего блока.
– Откуда начнешь?
– Дайте мне пару минут настроиться, ладно?
кевин решил, что если протянет время, то кто-нибудь из художников выйдет в сознание.
Он закрыл глаза и стал ждать.
Когда аллен увидел кисти с красками и стену комнаты для свиданий, то вспомнил про совещание медперсонала и свое согласие развивать профессиональные навыки и расписывать стены в обмен на то, что днем его будут выводить в блок с более мягким режимом.
Когда аллен открыл крышку большой банки с белой краской, Эдвардс поинтересовался:
– А где эскиз?
– Какой эскиз?
– Мне надо посмотреть, что ты собираешься рисовать.
– Зачем?
– Убедиться, что все прилично.