Книга Белый Волк - Александр Прозоров

— Ч-черт!

— Ага, — подтверждающе кивнул Широков. — Именно так. Физически уничтожаются в первую очередь физики, химики, историки. Думаю, не нужно объяснять, что это значит? Страна без науки, без ученых — это толпа голозадых папуасов. Если страшно начинать войну открыто — уничтожь научную элиту врага. А дальше противник быстро протухнет сам. Не сможет делать открытия и вести передовые разработки, проиграет конкуренцию в промышленности, в экономике, сможет изготавливать только устаревшее вооружение… Ну, а потом — «бесполетная зона», «восстание против тирании», расстрел всех, кто желает сохранить страну. Это я к чему? К тому, что после прихода к власти великого преобразователя и самого известного секретаря райкома товарища Ельцина у нас в стране погибло от рук хулиганов, отравилось некачественной водкой, были ограблены и убиты или поскользнулись без свидетелей на сухой дорожке четыре с половиной тысячи научных работников, отказавшихся эмигрировать в страны Запада. Ровным счетом погибало по серьезному ученому каждый день. После прихода Путина этот процесс удалось решительно переломить, но попытки потенциальных друзей уничтожать наших перспективных ученых продолжаются. Попытки, увы, порой удачные. Система сознательной дебилизации народов заключается не только в пропаганде водки и ток-шоу, Еремей. Воздействие идет по всем уровням, идет нагло и постоянно. А приставить охранника к каждому ботанику, сам понимаешь, мы не способны. Приходится делать упор на агентурные данные.

— На Белокотова объявили охоту?

— Не совсем, — покачал головой хозяин кабинета. — Скажи, ты знаешь, что такое Большой андронный коллайдер?

— Знаю. Всемирный суперускоритель.

— Почти правильно, — после короткой заминки кивнул Сергей Васильевич. — А ты в курсе, что у нас, в России построен его аналог?

— Того самого, на который вся планета скидывалась? — недоверчиво склонил голову Варнак.

— А куда денешься, если половина мировой ядерной физики — это как раз Россия и есть! Пришлось строить свой, в Институте ядерной физики. ПИК[1]. На тепловых нейтронах, с отдельным реактором. Запущен в Гатчине две недели назад. Событие мирового значения. В марте же, за месяц до того, просочилась информация, что в связи с этим прорывом русскую физику предполагается слегка проредить. Дабы просадить ее уровень к общему европейскому знаменателю. А желательно и еще ниже. Константин Белокотов — ведущий специалист по физике низких температур, занимается сверхпроводимостью, принимал активное участие в строительстве. Посему именно он и попал в разработку как одна из самых вероятных кандидатур. Как видишь, не ошиблись. Беда в том, что на прицеле может оказаться еще не одна сотня человек. И на всех нас крайне не хватает. Теперь я оставлю его на тебя, сниму с наблюдения троих людей, переведу на другие направления — и мне станет хоть чуточку легче.

— Вот, блин! — только и смог ответить Варнак.

— Ага, — опять подтвердил Широков, открывая ящик. — Вот, возьми мою визитку. Ты можешь на меня не работать, твое право. Но чисто по-человечески, если вдруг соберешься его бросить, позвони. Чтобы я успел вернуть охрану до того, как появятся стрелки из Империи Добра.

— «Втемную», — буркнул Еремей, пряча визитку. — Вечно вы на чужом горбу выехать норовите.

В дверь постучали.

— Сорок минут, — отметил Сергей Васильевич. — Как часы!

Кофе в конторе, как понял Варнак, был растворимый. Еще от чиновника крепко несло солеными крекерами, а вот к запаху девушки явственно добавился мускусный дух. Похоже, Константин Белокотов смог чем-то возбудить ее интерес. Впрочем, сам он, кажется, никакого интереса к чужой секретарше не испытывал.

— Думаю, гражданина Варнака нам придется все же освободить, — признал Широков. — Поскольку с санкцией на его арест, по причине пребывания в коме, никто не обращался, то и формальности с этим особые не нужны. Документы твои у меня, выпишу пропуск — и свободен. Гуляй. И вы, Константин Викторович, тоже свой пропуск давайте.

— А где мой мотоцикл, кто-нибудь знает? — спохватился Еремей.

— Это вещдок, — не поднимая головы, сообщил хозяин кабинета. — Дело еще не закрыто, посему он опечатан.

— Но владелец имеет право взять транспортное средство или иную ценность на ответственное хранение, — вдруг вмешался чинуша, и от него тоже пахнуло мускусом. Видать, от гордости за находчивость.

— Имеет, — не стал спорить Широков. — Тань, распечатай ему форму заявления, пусть подпишет. Потом я наложу на ходатайство резолюцию, отдам начальнику, тот спустит к экспертам, те завизируют, что все положенные тесты сделаны, вернут назад, он тоже завизирует, направит ко мне, я передам Тане… И месяца через полтора вам, гражданин Варнак, позвонят.

— Блин, — высказал свое мнение Еремей.

— Пустяки, — рассмеялся Сергей Васильевич. — Тебе все равно управлять машиной ближайший месяц крайне не рекомендуется. Тем более мотоциклом. Не мною — медиками из Джанелидзе. А уж за месяц я всяко за недоказанностью дело закрою… Если ты опять чего не отчебучишь, конечно же. Но ты уже знаешь, как можно обойтись без тяжелых последствий в подобной ситуации. Вот ваши пропуска. Большое спасибо за содействие следствию.

Они с Белокотовым вышли вдвоем, и за дверью тот сразу остановился, повернулся к Варнаку:

— Хочу сказать вам спасибо. Вы спасли мне жизнь. Я… Я не представляю даже, как можно отблагодарить за такое. Если я что-то могу… В общем, все что угодно.

— Не напрягайтесь, Константин Викторович. Я человек служивый, лезть под пули — моя работа. Я не вайнах какой-нибудь — за чужую жизнь плату требовать.

— Костя, — поправил его чинуша. — Просто Костя. Не нужно на «вы».

— Рома, — кивнул Варнак и пожал протянутую руку.

— Очень приятно. Я на машине, могу подвезти. В смысле, вообще домой отвезти, в Москву. Или вы сейчас на работе?

— Давай уж тогда на «ты», раз так решили. С работой и не знаю пока. Но, думаю, поехать вместе будет проще для нас обоих.

Они спустились вниз, забрали с парковки джип, выехали на Литейный проспект, встали в пробку. Пауза затянулась, и Еремей спросил:

— Я слышал, тебя поздравить можно? Вы какой-то безумно крутой ПИК запустили?

— Спасибо за поздравление, конечно, — недоуменно повернулся к нему Костя, — но только мы его три месяца назад загрузили.

— Широков сказал, две недели тому.

— А-а, вот оно что, — ухмыльнулся Белокотов. — Не, он тебя обманул. Две недели назад ленточку резали. А физический пуск ПИКа случился аж двадцать восьмого февраля. Дело в том, что ядерный реактор — не магазин. И его пуск не по ленточке исчисляется, а по первому поцелую.