Книга История ОБХСС и экономическая преступность в России в ХХ веке - Сергей Холодов

Ройфман частенько приезжал в Москву. Ради чего делать деньги, как не ради «красивой жизни»? А Москва — средоточие той самой красивой жизни… В конце концов он элементарно «купил» за две тысячи «новыми» место технолога на столичной текстильной фабрике. И принялся врастать в московскую жизнь, приглядываясь к «деловым» возможностям.

В конце концов ему удалось создать цех при психдиспансере. Тихое место, тихие клиенты… В доле были все, от главврача до рядовых сотрудников. При диспансере Ройфман оборудовал подпольный цех, закупил для него несколько десятков трикотажных машин на разных госпредприятиях и сырье — шерсть. Действовал с размахом, заключал серые договора с предприятиями от Загорска до Ташкента.

Продукция сбывалась через «прикормленных» торговцев на рынках и вокзалах.

Неизбежно возникает вопрос: почему именно психи? Почему именно диспансер? Дело в том, что в те годы на свет появилось указание — использовать психоневрологические диспансеры в качестве базы для производства изделий швейной промышленности в рамках трудотерапии. Местные власти выделяли из своих бюджетов деньги, на которые можно было закупать оборудование. За деньги нужно было отчитываться — построже, чем за гранты в наше время. Но, как назло, руководители интернатов, медики по образованию, никак не могли понять, с чего начать организацию производственного процесса.

И тут свои услуги им предложил Ройфман, респектабельный главный технолог текстильной столичной фабрики № 11. Он казался не только отличным специалистом, но и уважаемым человеком — фронтовиком, награжденным правительственными наградами. Впоследствии он утверждал, что только по своей наивности и доброте душевной согласился создать сеть кустарных производств. Потерял бдительность… Выгоднее было действовать в одиночку, с временными попутчиками-подельниками. Но, думается, делец привычно лукавил. Для серьезных заработков ему была необходима «империя». А «психи» оказались гениальным проектом! Дело-то, на первый взгляд, благороднее некуда — трудотерапия. Истинно социалистический процесс, благотворный и общественно-полезный. А в случае чего многое можно списать на умственную неполноценность сотрудников… И так бывало. Параноики и шизофреники чуяли недоброе и время от времени писали доносы районному начальству — дескать, на нашем горбу наживаются, не по-социалистически ведут дела. Но доносили они слишком неумело. От таких бумаг за версту попахивало клиникой. И Ройфман пожимал плечами, улыбаясь: «Сумасшедшие, что с них возьмешь?»

Вокруг «психов» Ройфман сумел не только организовать производство и наладить поставки «неучтенного» сырья, но и организовать быстрый, беспроблемный сбыт готовой продукции. Правда, большая часть ее была также неучтенной и реализовывалась через палатки на рынках или с помощью «коробейников» в поездах. Надо сказать, что швейные изделия, изготовленные руками больных, пользовались у покупателей повышенным спросом. Ройфман еще и старался следить за веяниями моды… В особо крупных масштабах продукция производилась в мастерских при Краснопресненском психоневрологическом диспансере, руководил которыми небезызвестный Шая Шакерман. С юных лет он был милицейским осведомителем, и поэтому прекрасно знал, сколько и кому из высокопоставленных сотрудников МВД (в том числе и из центрального аппарата!) нужно дать за покровительство. Однако это не спасло цеховиков от беды, поскольку, оттеснив в сторону ОБХСС, расследованием подобных дел стали заниматься сотрудники КГБ СССР. А с ними шутки были плохи. В комитете не держали людей, которых можно соблазнить конвертами «от Ройфмана и Шакермана». И в этом махинаторы в количестве 25 человек вполне убедились, оказавшись за решеткой. Их заработки впечатляли — во время обысков у подельников изъяли ценности в виде золота и бриллиантов на сумму более 3 миллионов рублей. Когда об этих «капиталистических штучках» доложили Никите Хрущеву, тот отдал распоряжение — высшая мера наказания для главарей, длительные сроки для мелкой сошки. Суд, как обычно, взял под козырек. На этот раз, в отличие от рокотовского дела, Хрущеву не пришлось повторять дважды…

Но вернемся к «преступной практике». К 1961 году, когда в стране объявили денежную реформу, Ройфман был миллионером. Обменять миллионы старых рублей на новые было затруднительно, но проблема была решена уже не раз испытанным способом — за взятку сотрудникам нескольких сберкасс, в которых производился обмен. А раскрыли подпольный цех случайно: у товарища Шакермана очень невовремя умерла жена. Он похоронил ее со всеми почестями на Востряковском кладбище и установил мраморный памятник со столбами и цепями, уплатив за это сооружение крупную сумму денег. Молодой сорокачетырехлетний вдовец недолго предавался унынию. Вскоре после смерти жены он привел в свой дом на правах любовницы свояченицу — сестру покойной жены, которая в это время была замужем и являлась матерью семейства. Муж этой дамы, узнав об измене жены, предъявил Шакерману претензии и угрожал местью. Прожив месяца три у Шакермана, любовница вернулась к мужу, который потребовал от Шакермана возмещения ему убытков за причинение «морального ущерба». Шакерман принялся торговаться, и вопрос был перенесен на рассмотрение «третейского суда», состоящего из друзей и сообщников Шакер-мана. По решению этого суда Шакерман уплатил за «моральный ущерб» «потерпевшему» пять тысяч рублей и считал инцидент исчерпанным. Но не так думали супруги. Зная о том, что Шакерман занимается хищением государственного имущества и имеет большие средства, они решили посадить его на скамью подсудимых, а самим завладеть его богатством. Видимо, он еще и чем-то обидел своячницу во дни их совместной жизни… Словом, примирившиеся супруги сочинили заявление в Комитет государственной безопасности и, кроме сообщения о том, что Шакерман — жулик, указали место, где он хранит ценности. На основании этого заявления после соответствующей проверки было возбуждено уголовное дело. На квартире у Шакермана произвели обыск. Обнаружили изделия из платины, золота, несколько драгоценных камней и семь тысяч рублей — ни много ни мало. Шакерман был арестован, и следователь приступил к допросам.

Следователь прокуратуры Чистяков вспоминал: «Шакерман категорически отрицал свою вину, возмущался арестом, считая его незаконным, грозил подать жалобу прокурору, выдавал себя за интеллигентного и порядочного человека. Однако первые же шаги расследования показали, что мы имеем дело с крупным хищником. Догадываясь, что супруги неспроста донесли на своего родственника, мы произвели тщательный обыск на даче, расположенной под Москвой, в поселке Раменское. Ценностей и денег там мы не нашли. Но знакомство с дачей, с обстановкой и условиями жизни Шакермана нам многое дало. Ранее эта дача, имеющая два этажа, полуподвальное помещение с кухней, ванной и другими удобствами, принадлежала одному из московских заводов. На ней в летнее время отдыхали дети рабочих. Но по каким-то причинам завод решил продать эту дачу, которую и купил Шакерман, уплатив за нее большую сумму денег. На территории дачи, расположенной на площади в полгектара, был устроен гараж, разбит фруктовый сад. Все комнаты обоих этажей были прекрасно меблированы, в шкафах — много различных книг и журналов. Мы знали, что Шакерман учился в медицинском институте, ушел с третьего курса, но медицинской литературы мы на его даче не нашли. Однако увидели много юридической литературы, различных книг и журналов. Помимо учебников по уголовному праву и уголовному процессу были тут журналы "Социалистическая законность" "Советская юстиция", "Бюллетень Верховного суда СССР", "Следственная практика". Для чего медику юридическая литература? Притом в таком количестве, которому мог бы позавидовать юрист-профессионал? Вскоре мы получили ответ на этот вопрос. Шакерман регулярно читал юридическую литературу не для того, чтобы обогатить свои знания советскими законами и не нарушать их, а для того, чтобы научиться обходить их. Его особенно интересовала следственная практика и пути раскрытия хищений».