Книга Шантажист - Диана Билык

– Сейчас проверим, не переживайте, – проговорил мужчина, и его шаги ушли в сторону, а затем затихли в коридоре.

Обняв себя руками, сдерживая колотун, я прижалась к стене и выискивала малейшие признаки очертаний. Глаза никак не хотели привыкать к темноте, потому я подобралась поближе к окну, из которого лился свет придорожного фонаря. Он мягко выделял контуры комнаты.

Я стояла не шевелясь и считала за стеклом падающие снежинки.

Дверь неожиданно щелкнула, но свет так и не появился, и я вдруг поняла, что это ловушка. Обернулась и застыла. Шантажист здесь. Он точно здесь. Кожей чувствую, сердцем слышу, кровью, что закипает в жилах, ощущаю.

– Здравствуй, Афина.

Отступление 4

Она поняла, что я рядом. Тяжело задышала, тряхнула копной каштановых волос, что в темноте казались черными. Маленькая беззащитная женщина, что наполнена ядом и горечью обмана.

– Здравствуй, Афина, – проговорил я, оставаясь возле стены. Голос менял газ, делал его низким и скрипучим, совсем не похожим на мой.

Осознав, кто перед ней, девушка шагнула ближе, шумно вдохнула, слепо всмотрелась и поперла на меня буром, но я рывком перехватил ее и прижал лицом к стене, уткнулся носом в густые волосы и почувствовал, как Афина дрожит. Как же я давно хотел просто прикоснуться к ней, вдохнуть полной грудью сладкий запах.

Почему ты все это делала? Ведь нет оправдания, а я ищу.

– Ты не выполнила мою просьбу, – прошептал. Губами изучая шею, жадно прижался к пульсирующей жилке. – Какая же ты… вкусная, Афина.

– Покажи свое лицо, – зашипела кошкой и попыталась вырваться. Она дышала глубоко, ерзалась и не успокаивалась. Даже норовила ударить меня локтем, коза. Пришлось схватить рукой ее кисти, чтобы вытянуть их вверх, над головой, заставляя девушку встать на носочки и уткнуться лбом в стену. Я же прижался к ней бедрами, не скрывая возбуждения, запер ногами с двух сторон. Только после этого Тая немного успокоилась, задышала глубоко, пропуская сквозь зубы неразборчивые ругательства. С ней нужно быть осторожней, она может притупить внимание и ударить исподтишка.

– Открой себя, – снова разъярилась.

– Еще чего.

Я лизнул ее горячую щеку, вызывая сонм мурашек на гладкой коже. Вызывая сильную дрожь маленького тела. Да она заводится от этого, трепещет, хочет меня. Она не боится! Это немного разочаровывало, ведь тогда я не смогу отомстить простым трахом, унижением, потому что оно принесет ей лишь удовольствие, а я хочу, чтобы она мучилась. Сучка.

– Я не наигрался, – вытащив из кармана тонкую ленту шелка, защекотал Афине плечо, прижал еще сильнее к стене, до тихого стона, чтобы не вырвалась, и, заведя руки между девушкой и стеной, завязал ей глаза.

Она кусала губы и тряслась, но перестала отбиваться и затаилась.

Перехватив ее руки, чтобы не сорвала повязку, повел за собой.

– Ты меня никогда не увидишь.

– Что ты тогда хочешь? – сказала еле слышно. Ее потряхивало, руки дрожали, но я чувствовал – она не боится. Плывет. – Зач-чем все эт-то?

– Ложись, – почти приказал, и Тая не дрогнула. Подчинилась. Доверилась моим рукам и опустилась спиной на постель. Отползла назад, приподнялась на локтях.

– Скажи, что я могу сделать, чтобы ты прекратил это?

– Замолчать, – отсек я и, подобравшись с двух сторон руками, склонился к ее губам.

Тая приоткрыла их, потом поджала, явно преодолевая желание еще что-то спросить, выудить из меня важные ниточки. Но ей воздуха не хватало, потому девушка снова распахнула рот и жадно наполнила легкие, приподняла грудь. В темноте я не видел ее тела. Хотелось большего, но не сегодня, не сейчас. Вытянув из кармана еще один платок, я ловко зацепил ее руки за изголовье кровати.

Тая и здесь подчинилась, не сопротивлялась. Молчала. Будто готова была на все. А я готов?

– Как же мне тебя наказать? – отступил от кровати, достал мобильный и набрал нужный номер. Свет дрогнул и загорелся в плафонах на стене.

Тая тут же завертелась, пытаясь скинуть платок с глаз, а я стоял рядом и любовался. Тонкая, как березка, худая, растрепанная и умопомрачительно красивая, будто богиня сошедшая с Олимпа.

– Я заплачу, – вдруг прошептала Тая, когда выдохлась. – Сколько захочешь. Отпусти, отдай видео, забудь обо мне. Я больше не занимаюсь этим, все в прошлом.

Я сел на край кровати и, не прикасаясь, провел ладонью над ее грудью, что была спрятана тканью тонкого светлого пуловера. Тая затихла, почувствовала мое тепло и выгнулась навстречу со стоном. Заметалась по подушке, натянула связанные руки, маленькие вишенки сосков выделили шерсть и уткнулись в мои ладони.

– Отпусти-и-и… кто бы ты ни был. Не хочу тебя знать и видеть. С миром разойдемся. Ворон, прошу...

– Нет, – я опустил ладонь, сжал маленькую грудь и покрутил возбужденный сосок. Афина захрипела, укусила губу, застонала.

Почему она не страдает? Почему желает этого?

Ноздри трепещут, губы приоткрыты. Девушка ерзает на постели, дразнит меня сведенными коленками и трепещет от желания, чтобы я прикоснулся.

– Я хочу, чтобы ты мучилась.

– Я и так мучаюсь. Каждый день, – она опала, стоило мне убрать ладонь и отодвинуться. Твою ж мать! Я срываюсь. Меня шокирует ее реакция, немного другого ожидал, не такой податливости, не такого огня. Она меня в могилу сведет.

– Ну что же ты?! – вдруг разъярилась девушка, вскинулась на постели, но встать не смогла, потому рухнула назад. Закричала так, что я опешил: – Бери меня, трахни уже, как хотел, а потом убей! Избавь от извести вины! Драный Ворон! Почему ты прячешься?! Боишься, что узнаю тебя, да? Что разоблачу? Что?!... – она задыхалась. Раскраснелась, распатлалась, и теперь напоминала львицу. Невероятно красивую и сильную.

– Так вот чего ты хочешь? Чтобы я тебя грубо отъебал, а потом отпустил? Ведь смерть – тоже свобода. Не дождешься, Афина. Я мучить буду, чтобы ты хоть на миг осознала, какая ты тварь, – подошел ближе, задыхаясь от ненависти и желания. С трудом понимал, зачем вообще пошел на это, но многолетние поиски сучки, наблюдения за ней, планы – все катилось к черту! Я дурел от ее губ, глаз, тела, запаха!

Она всхлипнула, а затем снова закричала:

– Я и так это знаю! И ненавижу себя не меньше… – заметалась, пытаясь сорвать шелк. Так отчаянно хотела вырваться, что я на несколько секунд потерял дар речи. Очнулся, когда Афина завыла, а кожа под платком покраснела.

– Прекрати, – накрыл ее своим телом, перехватил руки, удерживая от трения. – Ты меня не разжалобишь, не старайся.

– Отпусти руки, развяжи, я не сбегу.

– Я знаю, что никуда не денешься, потому что ты течешь, сучка, но ты не получишь желаемое.

Она задохнулась от возмущения, приоткрыла рот, чтобы бросить очередную гадость, но отвернулась, будто признавать свои слабости не умела.