Книга Малиновое вино для Синей Бороды - Николай Воронцов

Что уж там в этот момент думал сам дон Корлеоне, Дайна не знала, но посмотрев на нее, он только скрежетнул зубами, попытался подняться со стула и с ужасным скрипом сжал от злости кулаки. Правда, он тут же сел обратно, просто неимоверным каким-то усилием воли совладал с собой и, как говорится, взял себя в руки.

– Тогда вопрос второй, – сдержанно спокойным, но все равно жутко мерзким, голосом торжественно объявил дон Корлеоне.

Дайна при этом внутренне возмутилась:

«Вообще-то это уже не второй, а третий по счету вопрос!»

– В каком таком тренажерном зале вы познакомились с моим сыном, если он вообще никогда не посещал тренажерные залы по той самой причине, что в квартире у него имелся хорошо оборудованный спортивный зал, а, кроме того, и бассейн на четыре дорожки.

Раздумывая над этим новым вопросом (второй это или третий было уже неважно на самом деле), Дайна какое-то время молчала, потом сообщила:

– В квартире у него я никогда не была. Я даже и знать не знала, что у него такая шикарная квартира имеется. И он сам при этом мне тоже ни про какую квартиру никогда не говорил. В его доме у озера я была, а в квартире нет, – и только сказав это, Дайна тут же поняла, что вопрос-то был совсем о другом, в связи с чем спешно затараторила: – В «Айрн Джеке». В «Айрн Джеке». Мы познакомились с ним в фитнес-центре «Айрн Джек». Я ответила на ваш этот второй или на самом деле уже третий по счету вопрос?

– У Макса никогда не было дома у озера и он, насколько мне известно, никогда не посещал фитнес-клуб под названием «Айрн Джек», – немного помолчав, печально констатировал старик, победоносно при этом давая понять, что ни капли не верит Дайне.

Перестав изображать из себя пьяную, Дайна с тупым выражением лица уставилась на него.

Дайна вообще никак не могла въехать, почему дон Корлеоне стал вдруг именовать Михаила Максом. У нее, правда, грешным делом мелькнула мысль, что такое в семьях иногда случается, когда ребенка все вдруг по непонятной причине начинают называть другим именем, вследствие чего, к примеру, Лены неожиданно превращаются в Алён, Дим вдруг начинают звать Митями, а Станиславов именуют Славами, хотя на самом деле это вовсе даже не одно и то же.

На всякий случай Дайна решила уточнить этот момент у дона Корлеоне, прекрасно понимая при этом, что загодя пообещала не задавать никаких вопросов:

– Господи! Вы про какого Макса то меня тут пытаете? Как у него фамилия-то? Я знаю, наверное, с дюжину всяких разных Максов, с которыми никогда при этом, заметьте, не встречалась в фитнес-клубах и в квартирах у них тоже никогда не была. Фамилия-то у этого вашего Макса есть хоть какая-нибудь?

От такого ее дерзкого поведения старик вспыхнул было лютой ненавистью и чуть даже было не взорвался злостью, но тут же снова кое-как совладал с собой, после чего чуточку замешкался и выставил перед собой руку.

И кто-то из его прихвостней тут же вложил в эту самую выставленную впереди руку фотографический портрет в красивой раме какого-то радостного мажорика с дорогими часами на руке и за рулем дорогущего авто.

Наверное, с полминуты Дайна рассматривала этот портрет, часы, дорогую кожаную куртку парня, дорогое убранство автомобиля, после чего с небрежной злостью бросила старику:

– Вообще впервые вижу! Вообще впервые!

И тут же принялась нервно егозить по полу, а также и отчаянно повизгивать в тщетных попытках развязать сковывавшие ее руки путы.

Вся эта комедия ей уже просто до жути осточертела! Безо всякого на то спроса приперлись к ней домой какие-то незваные гости, уселись на бабушкины стулья, натоптали, разлили по полу ведро воды, связали ее, Дайну, и задают теперь какие-то идиотские вопросы.

И старик ей тут же поверил, потому что только те люди, которые говорят истинную правду, могут позволить себе гневно кричать даже на самого грозного в мире оппонента.

Глядя на нее и не двигаясь, дон Корлеоне со всей своей свитой сидел еще какое-то время на бабушкиных стульях и при этом больше не задавал уже никаких вопросов.

В попытках разорвать сковывавшие ее руки путы (в этот самый момент в дикой своей агрессии она была просто стопроцентно уверена, что непременно сделает это) Дайна все еще отчаянно егозила по полу, а также продолжала повизгивать от напряжения, но путы на ее руках все никак не рвались и не рвались.

Дайна уже просто вся кипела от негодования как какой-нибудь там рождественский котел (почему именно такое сравнение в этот момент пришло к ней в голову и что это вообще за рождественский котел такой она понятия не имела). И еще Дайна просто-таки метала вокруг себя искры и молнии, и не только, заметьте, взглядом! В этот самый момент она была просто стопроцентно уверена, что от нее повсюду распространяется некая вполне ощутимая энергетическая волна, один в один как в комиксах о супергероях.

Наконец, устав наблюдать все эти ее потуги, и, видимо, все-таки от греха подальше, дон Корлеоне со своей свитой поднялся со старинных бабушкиных стульев и направился к выходу, один только бритый красный как вареный рак в полной прострации следя за тщетными попытками Дайны освободится от пут, сидел на своем стуле, будто напрочь обалдевший от саундтрека в кинотеатре последний зритель.

За окном к этому времени уже начало светать.

В тщетных попытках освободиться Дайна егозила по полу.

– М-да уж! Ошибочка вышла! – почесав башку и присев рядом с ней, произнес бритый, после чего развязал, мешавшие ей двигаться, путы. – Ты в самом деле не знаешь, кто такой Макс? Вообще-то его вся Москва знает. Вернее, раньше знала…

      Освободившись, Дайна вскочила и хотела было заехать бритому кулаком по лысой башке, но в самый последний момент поняла, что рукой это лучше не делать, потому что запросто можно ее повредить. Ведь это же совершенно ясно, что башка у бритого просто чугунная. А по-другому и быть не может! Ну, просто не может быть нормальной и человеческой это противная лысая башка!

Дайна стала оглядываться в поисках чего-нибудь тяжелого, что при этом было бы даже и разбить-то не жалко, но стоявшую на столе винтажную фарфоровую бабушкину вазу «ЛФЗ» времен СССР использовать так и не решилась.

– Да ты не стесняйся! – все еще сидя на полу, обратился к ней насчет вазы бритый и даже услужливо поставил лоб. – Не ты, так Грымов меня стопроцентно сегодня прикончит. Но, пусть лучше это будешь ты. От тебя и смерть принять куда приятнее, чем от Грымова.

– Грымов, это тот самый старик? – зло мотнула Дайна головой в сторону двери.

И бритый согласительно и вдобавок как-то уж совершенно печально кивнул. Кивнул и поник своей противной чугунной башкой.

– Он самый. Владимир Михайлович Грымов. Очень, кстати, уважаемый в городе человек. Человек, который ошибок и косяков никому и никогда не прощает. А я, судя по всему, облажался просто по полной программе. Да и как же было не облажаться, если ты просто копия той самой девки.