Книга Байки доктора Данилова 2 - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Процесс чувствовать надо! — говорил Плюшкин, выслушивая стенания очередного эпигона. — Тогда все получится.
В рабочих разговорах Плюшкин то и дело использовал кулинарные примеры, причем в своеобразной лаконичной манере. Скажет, например, во время обхода: «лавровый лист». Понимать надо так — то, что вы делаете, коллега, нужно не пациенту, а вам. Потому что лавровый лист, как утверждал Плюшкин, кладется в кастрюлю во время варки мяса не для вкуса, то есть не для едоков, а для повара — чтобы запах из кастрюли был бы приятнее. «Пюре на воде!» означало «надо усилить терапию». И так далее… К кодам Плюшкина все коллеги давно привыкли и прекрасно понимали, что он хочет сказать.
Коллеги, но не пациенты… Из-за этой своей, невинной в сущности, привычки Плюшкин лишился должности заведующего отделением.
Дело было так.
Выслушав доклад лечащего врача во время обхода, Плюшкин сказал:
— Мед с чесноком!
Понимать это следовало так: «схема лечения содержит несочетаемые или плохо сочетающиеся друг с другом препараты».
— Что вы себе позволяете?!! — неожиданно возмутился пациент. — Почему вы называете меня Чесноком?!! Кто вам дал право на такую фамильярность?! А еще заведующий…
Фамилия пациента была Чесноков и на слово «чеснок» он нервно реагировал еще с дошкольной поры. Можно понять человека. А Плюшкин как-то вот не учел этого обстоятельства.
Попытки умироворения успеха не имели. Гражданин Чесноков написал жалобу в Департамент здравоохранения, где ей по двум причинам уделили особое внимание. Во-первых, Чесноков был видной личностью — профессор, доктор наук и пр. Во-вторых, директор Департамента недолюбливал главного врача той больницы, в которой работал Плюшкин и ждал повода для того, чтобы его сместить. Надо же демонстрировать абсолютную объективность при сведении личных счетов, иначе долго в руководящем кресле не усидишь.
Вот уже который год Плюшкин работает в частной клинике. Вырос там до руководителя всей терапевтической частью. Кулинарные коды употребляет по-прежнему. О работе в городской больнице вспоминает с содроганием.
Все к лучшему в этом лучшем из миров. Разве не так?
В 1997-ом году у невропатолога Макаровой случилась Настоящая Любовь (в данном контексте эти слова нужно писать только с заглавных букв и никак иначе). В поезде «Иркутск-Москва». Она влюбилась в соседа по купе. С первого взгляда. И он в нее тоже…
Первые сутки они простояли в тамбуре — разговаривали и целовались. На вторые сутки Провидение сжалилось и оставило их одних в четырехместном купе. Условия благоприятствовали дальнейшему сближению, но Макарова была чистюля и не могла представить секса без предварительной помывки. Опять же — поезд, вторые сутки, лето, жара, а до посадки она целый день бегала по Иркутску… Ну, вы понимаете. Сближения не произошло.
Причину Макарова объяснять не стала, ей было неловко вдаваться в такие подробности. Просто отнекивалась — и все тут. Долго ей отнекиваться не пришлось, потому что молодой человек был деликатным.
— Ах, какой был мужчина! — закатывала глаза Макарова, в сто пятидесятый раз рассказывая в ординаторской грустную историю своей любви.
— Настоящий полковник! — традиционно добавлял кто-нибудь из слушателей.
— Да ну вас! — привычно сердилась Макарова. — Не полковник, а инженер-энергетик.
До Москвы они так и доехали вдвоем в четырехместном купе. Уже не целовались, но оживленно разговаривали — открывали все новые точки соприкосновения. На вокзале тепло распрощались, но телефонами не обменялись. Он не предложил, а она постеснялась проявить инициативу.
Личная жизнь у Макаровой не сложилась. В анамнезе был один скоропалительный и недолгий брак плюс парочка столь же недолгих романов. Слова «гигиена» при Макаровой коллеги старались не произносить, потому что Макарова тут же бросала то, чем она в данный момент занималась (могла и обход прервать) и говорила:
— Мне эта хренова гигиена жизнь поломала!
А затем в несчетный раз рассказывала горькую историю своей единственной и несчастной любви.
А сейчас в поездах есть душевые кабины. И я спокоен за новых Адамов и Ев, которым Провидение создаст условия для развития отношений во время поездок по железной дороге.
Жизнь меняется к лучшему и это замечательно!
Макарова, конечно, поступила неправильно. Раз уж она отнекивалась от сближения, то инициативу в обмене координатами нужно было проявлять ей.
Сын недоолигарха (то есть — почти олигарха) Н. был упертым героиновым наркоманом. Н. имел привычку решать вопросы радикально. Его, к слову будь сказано, и самого позже так же радикально порешили. Он нашел высококлассного нарколога и сделал ему предложение, от которого невозможно было отказаться. Нарколог оставил свою работу и уехал с сыном Н. на Гоа, где Н. обеспечил ему все необходимое, включая и медперсонал, для лечения непутевого сына. Гоа было выбрано для отрыва сына-наркомана от привычного окружения. Это сделать необходимо, иначе толку от лечения не будет.
Спустя полгода нарколог начал ширяться на пару со своим подопечным.
Это всего лишь одна история из цикла «Почему врачам не стоит слишком сближаться с пациентами».
Клянусь куском печени доктора Уилсона — не стоит!
Доктор N некоторое время был зятем Небожителя. Кого именно, уточнять не стану, но слово Небожитель не случайно употреблено вместо слов «Большая Шишка», а в соответствии с масштабом. Потом N перестал быть зятем, но дело не в этом, а в том, что, будучи хирургом узкой специализации (причем — хорошим специалистом, он же был не Сыном Небожителя, а Зятем), N выезжал на консультации в московские стационары. Те, кто не знал подробностей биографии этого скромного человека, ни за что бы не определили в нем Высочайшего Зятя, пускай даже и бывшего. Доктор как доктор, только не любил, когда его по пустякам дергали. Но этого никто не любит.
Был у меня во время терапевтической практики один пациент, директор фирмы, одессит по национальности и крайне противная личность. Балабол, фанфарон, болван, скандалист, да еще и с привычкой хвастаться мнимыми знакомствами с сильными мира сего. Сядет в холле перед телевизором и гундит весь вечер — «а вот с этим я в бане парился, а вот с этим вместе пили…». Сыпал подробностями, показывал издалека пухлую записную книжку (тогда они еще были бумажными) с номерами телефонов своих высокопоставленных знакомых, короче говоря — всячески старался произвести впечатление. Многие ему верили, уж очень убедительно он играл. На вопрос о том, почему он при таких связях лечит свою ишемическую болезнь в обычной московской больнице, а не в Кремлевке, Одессит отвечал: «Здесь врачи хорошие, а там — анкетные».
