Книга Игра колибри - Аджони Рас

– Думай, я наберу тебя вечером, – согласился голос. – А пока вспоминай, не появилось ли у тебя новых знакомых в последнее время. Уверен, Октябрь попытается держать тебя под присмотром.

– Не надо мне указывать, – начал было Патрик, но в трубке послышалась череда коротких гудков.

– Отлично, – прошипел Патрик, – гонялся за ним, гонялся, а теперь он мне в напарники набивается.

Говорил он это вполне искренне, но новость о том, что есть шанс поймать Октября, доминировала над прочими. Если для этого нужно заключить сделку с совестью, то он был готов.

Патрик зашагал по комнате, пытаясь вспомнить как можно больше о том самом Адаме Ласке, единственном новом знакомом за последнее время. Он видел трость, знал о ней, и при этом они провели вместе несколько часов, так что все могло случиться… В любом случае это лучше, чем сидеть дома!

Глава 24

Визит Патрика

День выдался солнечным и по-весеннему теплым. Солнце играло тенями листвы на стенах, а в открытое окно влетал аромат свежескошенной травы с лужайки перед соседним домом. Первые полчаса после пробуждения я просидел, опершись спиной на изголовье кровати, и смотрел на обнаженное бедро спящей Алисы, отражающееся в зеркале. Нет, я не хотел увидеть что-то более откровенное.

Я вовсе не ощущал себя каким-то извращенцем, подглядывающим за соседкой, скорее любовался ее красотой, как художник наслаждается образом модели, изучает линии тела и его пропорции, прежде чем первые штрихи упадут на холст, повторяя очертания тела. Я был таким художником, я не просто рисовал, а дорисовывал то, что не мог увидеть, примешивая в палитру не только визуальные ощущения, но и тактильные. Представляя себе прикосновение к ее бедру, я почему-то воображал, что провожу по нему не ладонью, а ее обратной стороной, которая куда чувствительнее к прикосновению.

В мыслях я гладил нагретый лучами солнца маслянистый лист фикуса с микроскопическими прожилками. Сам не знаю почему, но мне казалось, что ее кожа именно такова, гладкая упругость со слегка маслянистым глянцем, который бывает после выхода из воды.

В одиннадцать часов, когда солнце уже было достаточно высоко, я затаился у окна, прикрытого жалюзи, и смотрел через объектив фотокамеры на Алису. Она вышла на задний дворик в купальнике и огляделась, словно знала, что за ней наблюдают. На мгновение ее взгляд остановился на моем окне, но в следующую секунду он скользнул по верхушкам деревьев и крышам соседних домов. Между тем купальник остался на ней, будто она не доверяла окружающему пространству, которое каким-то образом могло скрыть тайного наблюдателя.

Она включила что-то на телефоне, вставила наушники в уши и устроилась на лежаке лицом вниз. Немного повозившись с завязками, но при этом не отрывая груди от поверхности лежака, она отбросила их в стороны и, слегка подвернув трусики, опустила голову на скрещенные руки.

Теперь ее спина была совершенно обнажена. Щелк. Алиса вдруг резко вскинула голову и несколько секунд смотрела прямо на меня, точнее на окно, за которым я стоял, словно щелчок фотоаппарата мог быть ей слышен. Я невольно сделал шаг назад, но, когда снова посмотрел в объектив, Алиса уже пребывала в той самой позе, в которой обычно загорают на пляже отдыхающие…

Это было чудесное утро. Я смотрел, хотя нет, я буквально пил ее образ через торчащий объектив фотоаппарата, и это было так волнующе, будто в жизни случился еще один судьбоносный поворот и я вновь номинировался на Нобелевскую премию. В груди все горело, хотелось петь и слушать музыку, хотелось кричать и бежать вприпрыжку, как бегал я когда-то в детстве по пыльной дачной дороге. Много раз я пытался выразить эти чувства в блокноте, но все безрезультатно.

Стук в дверь донесся словно из другого мира, сдержанный, но настойчивый. Я нехотя оторвался от окна и, оставив фотоаппарат на столике, сбежал вниз.

– Патрик? – удивленно констатировал я, увидев в дверях бывшего агента ФБР, облаченного в легкие льняные шорты и рубашку песочного цвета.

– Он самый, – раздраженно проговорил агент и, грубо отодвинув меня в сторону, прошел внутрь и принялся осматривать гостиную.

Какое-то время я стоял, глядя на него с открытым ртом, не понимая сути происходящего. Тот, в свою очередь, быстро переместился в центр столовой и, не найдя того, что, несомненно, искал, остановился у стола и, придав телу монолитный вид застывшего памятника, спросил:

– Где трость, Адам?

– В мастерской, – машинально ответил я, – там еще красить нужно. А почему…

– Сюда? – перебил он меня, ткнув пальцем в сторону двери, ведущей в мастерскую.

– Да. – Я виновато улыбнулся, не понимая, что происходит. – А в чем, собственно…

– Молчи. – Он поднял вверх указательный палец и, замерев у верстака, уставился на трость. – Теперь, Адам, подробно и отчетливо объясни, что это и как оказалось здесь.

Я вгляделся в обеспокоенное лицо Гассмано, которое напоминало морду возбужденного бульдога. Он часто дышал, раздувая ноздри, а глаза, казалось, увеличились в размере.

– Мне понравилась трость, и я вырезал такую же, точно или нет, сказать не могу, как запомнил.

Патрик склонился над птичкой и внимательно присмотрелся к тому месту, где на оригинале была надпись «СОΤЭ».

– Надпись, – задумчиво проговорил Патрик, – куда она делась?

– Я еще не решил, нужно ли ее вырезать, Патрик, – пришлось пояснить мне. – А в чем дело?

– Адам, мать твою, это не шутки, и что за херню ты несешь, что значит – не вырезал? – Патрик перевернул трость и изучил птичку с другой стороны. – Ты это сам, что ли, сделал?

Патрик явно был взвинчен. Я заметил вспухшую вену на его правом виске, образующую английскую букву «S», и несколько вздутых прожилок на шее.

– Да, как и все тут, – виновато ответил я, указывая на недоделанное яблоко и шкатулку, которую я недавно склеил из липы.

Патрик с явным недоверием собственным глазам поочередно взял каждый из предметов, стоящих на верстаке, и, внимательно изучив их, остановился на яблоке. Тонкая резьба и мелкие детали явно привлекли внимание агента, и он, позабыв о цели визита, несколько секунд задумчиво крутил его в руках, то поднимая чуть выше уровня глаз, то, наоборот, опуская почти до уровня стола.

– Забавная вещица, – наконец произнес он, возвращая незаконченное яблоко к остальным работам, – напоминает что-то библейское.

– Просто сувенир. – Я приблизился к верстаку и, взяв яблоко, разделил его на две части. – Шкатулка с интересной техникой резьбы. В России ее называют «татьянка». Основная идея – перенести элементы растений на дерево, но показать не просто их контур, а придать им объем, натуральную текстуру и глубину.

– Татьянка, – повторил Патрик новое для себя слово. – А что насчет трости, Адам? Почему ты стал ее вырезать?

– Просто понравилась, особенно цвет и эта птичка вместо рукояти…