Книга Ангел Габриеля - Нора Робертс

Глава 7

Лора размазывала по плинтусу блестящую белую эмалевую краску.

В другой руке она держала жесткий кусок картона, чтобы не запачкать белым уже выкрашенные желтые стены.

На полу в дальнем углу комнаты стоял портативный радиоприемник, настроенный на станцию, передающую энергичный рок. Она приглушила звук чтобы услышать, когда проснется Майкл. Это был тот самый приемник, который стоял на кухне хижины.

Она не могла сказать, что ей нравится больше: то, как преображается детская, или легкость, с которой она нагибается и садится на корточки. Она даже смогла воспользоваться частью своего больничного пособия, чтобы купить две пары слаксов своего прежнего размера. Может быть, они еще немного тесны в талии, но ведь она оптимистка!

Как бы ей хотелось, чтобы все в ее жизни так быстро приходило в порядок.

Гейб все еще сердился на нее. Пожав плечами, Лора снова окунула кисть в банку с краской. У него есть характер, он человек настроения, чего никогда не отрицал и не скрывал. А правда заключалась в том, что сначала она не полностью доверяла ему. Но она объяснила ему. Она не могла допустить, чтобы его непреходящая холодность волновала ее. Но она, конечно, волновала.

Здесь они были чужими, а в маленькой хижине в Колорадо такого никогда не бывало. Дело было не в доме, хотя отчасти все-таки сказывались его размеры и роскошь. Прежде теснота хижины объединяла их, заставляла становиться ближе, зависеть друг от друга. Зависимость стала важной для Лоры, даже если она заключалась в том, чтобы вовремя подать чашку кофе. Теперь же, кроме ответственности за Майкла, у нее почти не было других дел. Они с Гейбом могли провести под одной крышей много часов и ничего не знать друг о друге.

Но дело было не только в стенах, полах и окнах. Просто здесь больше ощущалась разница между ними. Она по-прежнему была Лорой Малоун, вышедшей из низов, менявшей один дом за другим и не имевшей ни малейшего шанса по-настоящему обосноваться там. Женщиной, кочующей из семьи в семью и остающейся для всех чужой.

А он… Лора тихо засмеялась. Он Габриель Брэдли, знающий свое место с самого рождения. Человек, который никогда не думал о том, где он будет завтра.

Именно этого она хотела для Майкла, только этого. Деньги, имя, большой, просторный дом с окнами из витражного стекла и изящными террасами не имеют значения. Важна принадлежность к семье. Лора очень хотела и твердо решила добиться этого для Майкла, а сама она охотно подождет, когда Гейб захочет, чтобы она ему принадлежала.

Майкл — единственный, кто может сплотить их. Она снова скривила губы. Гейб любит ребенка. В этом Лора не сомневалась. Ведь не жалость и не обязанность заставляют его при первом же писке склоняться над колыбелью и носить на руках ребенка в три часа утра. Он человек, способный на великую любовь, и, безусловно, отдает ее Майклу!

Гейб внимателен, нежен и великодушен. Когда дело касается Майкла.

Только когда они остаются один на один, их отношения становятся натянутыми.

Они не касались друг друга, хотя жили в одном доме, спали в одной постели. И все же они не касались друг друга, разве что случайно и мимолетно. Они по-семейному ездили покупать все, что понадобится Майклу: детскую кроватку и другую детскую мебель, одеяла, заводную игрушку, играющую колыбельную музыку, мягких зверьков, которые Майклу еще много месяцев будет не нужны. Было легко, даже восхитительно обсуждать высокие кресла и детские манежи, вместе решать, какой из них подойдет. Лора никогда не надеялась, что сможет так много дать своему сыну.

Но когда они возвращались домой, напряжение возвращалось.

— Какая же я дура! — укоряла себя Лора. — Мне дали дом, защиту и заботу, а самое главное, любящего отца для моего сына! Разве могла я когда-нибудь желать большего?

Но ей хотелось, чтобы Гейб снова улыбался ей, именно ей, а не матери Майкла, не своей модели.

Вероятно, это к лучшему, что они остались вежливыми друзьями с общими интересами. Лора не могла сказать с уверенностью, как она поведет себя, когда Гейб, наконец, увидит в ней женщину. А эта пора настанет, потому что его желание никуда не исчезнет, и он, здоровый, сильный мужчина, не сможет платонически делить с ней постель.

Опыт в искусстве любви подсказывал ей, что мужчина требует, а женщина подчиняется. Ему не нужно любить ее или просто испытывать к ней влечение, чтобы желать ее. Господи, никто лучше ее не знает, как мало привязанности, как мало заботы может быть на брачном ложе! У такого человека, как Гейб, будет много требований, а она будет отдавать ему всю свою любовь. И круг, который ей, наконец, удалось разорвать, начнется вновь.

Гейб наблюдал за ней из дверей. Что-то случилось, и очень нехорошее. Он видел смятение на ее лице, в позе ее плеч. Казалось, чем дольше они жили в этом доме, тем более напряженной она становилась. Она хорошо притворялась, но это было лишь притворство!

Это приводило его в ярость, и чем старательнее он сдерживал свой темперамент, тем больше распалялся. Конечно, с того первого дня в доме он никогда не повышал на нее голос, и все же она, казалось, постоянно была готова к взрыву.

Он предоставил ей столько свободы, сколько возможно, и это его убивало. Он спал рядом с ней, она поворачивалась к нему ночью, ее отделял от него лишь тонкий хлопок ночной рубашки, и от этого у него пропадал сон.

Он работал до глубокой ночи, свободное время проводил в мастерской или в галерее, всюду, где не было искушения захватить то, что принадлежит только ему по закону.

Да и как он мог захватить, когда она была еще так слаба физически и эмоционально? Каким бы эгоистом он ни был всегда, кем бы он ни считал себя, он не мог доставить себе удовольствие за ее счет… или испугать ее, показав, как отчаянно, как сильно он ее хочет!

И все же в ней бушевала страсть, темная, взрывная.

Он видел это и многое другое в ее глазах. Он был нужен ей так же, как и она ему. Гейб не был уверен в том, что они понимают, как далеко может завести их эта потребность друг в друге.

Он мог быть терпеливым. Он понимал, что ее телу нужно время, чтобы исцелиться, и терпеливо ждал. Но у него не было уверенности, что время сумеет исцелить ее душу.

Он хотел подойти к ней, сесть рядом и погладить по волосам. Он хотел подбодрить ее, но понятия не имел, что сказать. Засунув руки в карманы, он спросил:

— Все еще красишь?

Лора испугалась, разбрызгала по руке краску и села на пятках.

— Я не слышала, как ты вошел.

— Не вставай, — сказал он. — Ну и вид у тебя! — Он вошел в комнату, осмотрел солнечные стены и взглянул на нее. На ней были старые джинсы, явно его. Вместо ремня она подпоясала джинсы веревкой для сушки белья.

Она напялила на себя его старую рубашку, рваный подол которой достигал ее бедра.

— Мои?