Книга Театр отчаяния. Отчаянный театр - Евгений Гришковец

– Приходите в пятнадцать ноль-ноль. Не опаздывайте.

Тот мартовский день выдался ветреным и сырым. Я весь продрог пока бежал от метро к театру в Мамоновский переулок. Ноги промочил и запачкал жидкой грязью в подземном переходе. Распереживался. Хотел прийти в безупречной обуви. До театра дошёл раньше назначенного. Потоптался, не доходя. Посчитал необходимым быть пунктуальным.

В кабинет режиссёра Гинкаса вошёл ровно в пятнадцать ноль-ноль. Кабинет был небольшой, но просторный. Хороший. В нём везде стояли и висели красивые предметы. Порядка или беспорядка я не увидел. Это была комната, в которой происходила жизнь и работа. Кама Миронович шагнул мне навстречу, но для рукопожатия не приблизился. Он был в чём-то сером на пуговицах. Поздоровался. Не улыбался. Я разволновался сразу и сильно.

– Мне передали вашу настоятельную просьбу о встрече, – сказал он. – Я нашёл для вас немного времени… У меня сейчас короткий перерыв в репетиции… Прошу вас, присядьте.

Я сел на ближайший ко мне стул.

– Вы о себе сообщили, что режиссёр из… виноват, не запомнил, откуда вы… Скажите… Представьтесь сами… Так будет лучше.

– Да… режиссёр из Кемерово, – сказал я. – Понимаю, что звучит не очень… Простите, можно мне воды?..

– Да, конечно! – сказал Кама Миронович и подошёл к двери, приоткрыл её и попросил принести чаю.

Он не приближался. Показалось, что он прошёл мимо меня к двери, слегка обходя по дуге. Наверное, он подумал, что я какой-то городской сумасшедший.

Принесли чай. Одну чашку. Поставили передо мной. Кто это сделал, я не заметил и отпил глоток из чашки.

– Я сделал свой театр в городе Кемерово восемь лет назад. Студенческий театр… Но ряд актёров работают на постоянной основе. Сделал в своём театре какое-то количество спектаклей… Но с этим закончено… Не могу называть себя режиссёром, потому что имею опыт работы только в своём театре с актёрами, которых сам… пригласил к творчеству… А этот опыт не универсален.

– Понятно, – сказал Кама Миронович и сел поодаль. – И чего вы хотите от меня?

– Я пришёл предложить вам себя в качестве ученика, – сказал я чётко.

Повисла пауза.

– И как вы себе это представляете? – спросил он наконец.

– Смутно, – ответил я очень спокойным голосом.

Сердце моё колотилось.

– Я не беру учеников… Мне непонятно, как это и зачем… Вы хотите чему научиться? Вы видели мои спектакли?

– Да, видел.

– Вы хотите научиться делать так же?

Я коротко задумался.

– Пожалуй, нет… Точно нет! Я хочу делать свой театр… Михаил Михайлович Бахтин писал, что писатель является первым читателем своей книги… Если идти этой логикой, то писатель пишет книгу, которую сам хотел бы читать… Я хочу делать театр, который сам хочу видеть. И это – не ваш театр.

– Это умно и дерзко, – сказал Кама Миронович. – Я ничем не могу быть вам полезен… Я делаю свой театр… Который, как вы выразились, хочу видеть.

– Вот! – сказал я почти громко. – А я хочу увидеть, как вы его делаете!.. Я думал об этом… Я мечтал бы присутствовать на ваших репетициях, видеть и слышать, как вы работаете с актёрами, как создаётся ваш театр практически… Я готов делать что угодно!..

– Это невозможно! – оборвал меня Кама Миронович. – Мне это не нужно и будет только мешать… И вам нечему у меня научиться… Запомните! Невозможно научиться работать, наблюдая за работой… Вы никогда не поймёте моей внутренней работы.

– Мне было бы важно быть рядом, – сказал я. – Думаю, что это было бы полезно… Мне наверняка полезно! Я теперь совершенно одинок, а театр – дело коллективное…

– Подождите! – остановил меня он и встал. Я встал тоже. – Я вам уже сказал, что учеников не беру. Не вас лично… Никого не беру! И вот вам напоследок… Вы сказали, что одиноки? Так привыкайте к этому… Никакой коллектив не спасёт от одиночества. Но одиночества не надо бояться. Одиночество и есть главное условие для работы. Его нужно понять как необходимость. Всего вам доброго! Надеюсь увидеть ваш спектакль, и скоро. Самостоятельный. Без ученичества.

– Спасибо! Простите, что потревожил! До свидания! – сказал я и задумался. – И всё же!.. Вы сказали, что надо привыкать к одиночеству… Но это же противоречит самой природе театра! Можно принимать одиночество как условие для работы… Это я понимаю! Но привыкать к нему нельзя! Вся история искусства – это история борьбы одиноких художников… писателей, режиссёров… с одиночеством… Режиссёр делает спектакль, чтобы хоть ненадолго не быть одиноким… А зритель? Он мог бы дома почитать в одиночестве книгу… Но он идёт в театр!.. Чтобы не быть одиноким… Я полагаю, что если человек привыкает к одиночеству, то в этот момент он перестаёт быть…

Вдруг я понял, что иду по Мамоновскому переулку и говорю свой монолог вслух. С Камой Мироновичем мы распрощались, и я пошёл восвояси, а он остался в своём красивом рабочем кабинете.

Мне стало ясно, что пора возвращаться домой. Я опытным путём выяснил, что готовой жизненной модели, подходящей мне, не существует. Экспедиция закончилась успешно. И я целых пятнадцать минут был учеником Камы Гинкаса.

Дойдя до Тверской, я остановился и подумал, куда пойти: на площадь Пушкина или на площадь Маяковского? Логичнее было пойти направо. Пушкинская площадь была ближе, к тому же задувал мокрый ветер. Но я представил себе вечную толчею у эскалаторов на Пушкинской и вспомнил немноголюдную в это время суток станцию метро «Маяковская». Тогда повернул налево.

Спустившись в метро, дошёл до середины станции и встал ждать поезда. Он подъехал через минуту. Я сделал пару шагов к останавливающемуся вагону. Дверь зашипела, открылась, и из неё прямо мне навстречу, взъерошенный, в короткой курточке, держа руки в карманах, вышел Андрей Панин. Мы узнали друг друга тотчас, хотя виделись однажды и больше десяти лет назад, ещё во времена пантомимы, до службы… В маленьком студенческом театре.

– Здорово! – сказал он резко и протянул мне руку.

– Привет!!! – сказал я. – Вот так встреча!

– Не вспоминай театр «Встреча»… А то расплачусь! – сказал он так же быстро, как говорил раньше. – Ты чего здесь?.. Перебрался?

– Нет… Завтра в Кемерово полечу.

– Это правильно!.. Как сам?

– Сложно… – ответил я. – Но это неинтересно… Я после нашего знакомства три года служил на флоте… Потом… Нет! Это точно неинтересно… Ты как?

– Мне кто-то говорил про тебя… А я вот здесь… Играю во МХАТе спектакль «Смертельный номер». Слыхал? Приходи…

– Ты играешь в «Смертельном номере»?! – обалдел я. – Три раза пытался попасть… Но это дохлый номер – попасть на «Смертельный»…

Спектакль «Смертельный номер» шёл на Малой сцене МХАТа и был раскуплен навсегда. Спекулянты предлагали на него билеты за какие-то сумасшедшие деньги.