Книга Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод

со временем она превратилась в очень широкую филантропическую организацию». Многие друзья АРА в Киеве до конца полагали, что денежные переводы продуктов питания были, как выразился один из ее сотрудников, «коммерческой частью бизнеса».

Доставка продуктовых наборов была основным видом деятельности на Украине и в Белой Руси, и в обоих местах представление о коммерциализации АРА осложнялось преобладанием бенефициаров-евреев. Один сотрудник из Киева написал, что, услышав о приходе АРА и характере ее программы, многие заподозрили, что в миссии будут работать не «настоящие» американцы, а евреи, и что главой АРА будет «пожилой, почтенный, небольшого роста еврей с двумя длинными бакенбардами!» Хотя этого не произошло, когда первые посылки были отправлены евреям, некоторые называли американскую помощь «помощью жидам».

Другой корреспондент из Киева цитирует кого-то из разъяренной толпы, отчитывающего нетерпеливых американцев: «Вы, идолы! Вы приехали из Америки и хотите создать здесь Америку! Евреи могут подождать свои посылки».

Один из киевских сотрудников цитирует местный слух о том, что организация называлась «АРА», чтобы ее название можно было читать слева или справа, чтобы еврею было так же легко читать, как русскому. Тот же автор рассказывает, как одна из девушек в офисе подумала, что «General Relief» — термин, используемый для обозначения продуктовых наборов, распределяемых по усмотрению районного надзирателя, — это человек, и она не могла понять, почему американцы отдали предпочтение именно этому человеку: «Снова посылка для General Relief».

Подозрения в том, что АРА была не всем, чем казалась, еще больше усиливал тот факт, что она мирилась с таким грубым обращением со стороны большевиков, когда вместо этого могла бы просто собраться и отправиться домой. Кэрролл считал, что сами большевики были специально введены в заблуждение таким образом, на что он обратил внимание, критикуя руководство Хаскелла: «Нашей слабой политикой в России мы понизили престиж Америки и, терпя необоснованное вмешательство со стороны Советов, мы, я полагаю, помогли подтвердить их подозрения, что за нашей работой по оказанию помощи все еще скрывается какой-то таинственный, скрытый и скрытый мотив».Турроу столкнулся с такими рассуждениями среди московского персонала: «Интеллигентная часть российских сотрудников много раз обращалась ко мне с вопросом, почему мы остались в России, когда агрессивность была столь заметна? Они не могли понять, что у нас не было никаких скрытых мотивов, которые заставляли нас терпеть то обращение, которому мы подвергались».

Безусловно, большевистская пропаганда предыдущих четырех лет — безжалостный шквал газетных статей о кровожадных империалистах и алчных иностранных капиталистах — повлияла на общественное восприятие АРА. Как свидетельствовал Чуковский, «постоянно печатаются истории о том, что американцы скупы и коварны; что единственные хорошие американцы — это негры и чернорабочие, остальные — мошенники».

Тяжелое положение американских негров было излюбленной темой советской прессы. В статье под названием «Что русские думают о нас», появившейся в the New Republic вскоре после миссии, Рул описал, как московская газета комиксов летом 1922 года напечатала на первой полосе карикатуру, сочетающую две сцены: на одной, озаглавленной «В варварской Африке», группа африканских каннибалов, сидящих вокруг костра и поджаривающих белого человека; на другой, «В культурной Америке», изображен негр, горящий на костре в окружении толпы ликующих белых. Годы знакомства с подобными изображениями, по мнению Рула, не могли не сформировать взгляды русских на Америку. Даже при отсутствии этого негативного влияния русские были бы склонны думать, что «где-то должен быть джокер», что американцы ожидают отдачи от своих инвестиций в помощь голодающим. Но большевистская пропаганда способствовала созданию атмосферы подозрительности: «Вы не можете несколько лет учить людей тому, что иностранцы — дьяволы, а потом все сразу принять их с распростертыми объятиями».

Хотя, что касается дьяволов, эти молодые американские работники гуманитарной помощи в оливково-серой одежде и в спешке плохо сочетались с грубым изображением тучных буржуа во фраках и цилиндрах на советских плакатах. Они также не соответствовали дореволюционному стереотипу «типичного миллионера-янки, причудливого расточителя, которого мы знали по бульварным романам», как писал Яковлев в воспоминаниях, намеренно гиперболизируя свою реакцию при первом взгляде на американских работников гуманитарной помощи. «На самом деле они не похожи на настоящих американских миллионеров-янки, предающихся своим экстравагантным фантазиям, те, кого мы встречали на континенте и о которых мы читали во многих европейских романах. Несомненно, во всем этом есть какая-то мистификация — посмотрите, как просто они одеты, некоторые в простое хаки или холстину». Они сами таскают свой груз, сами чинят свет — и вот доктор Годфри надевает чулки детям, которые должны получить обувь АРА: «Это снова было не похоже на американского миллионера из сказки».

Как свидетельствовал доктор Гантт о жителях Петрограда, те русские, которые подозревали коммерческие планы, стоящие за оказанием помощи голодающим, не казались сильно встревоженными этим. В конце концов, АРА управлялась американцами, а американцы не имели в виду ничего, кроме бизнеса, в то время как европейцы, как предполагалось, смотрели на Россию с мечтой о политическом господстве. России нечего было бояться Америки. Фактически, по мере развертывания миссии и предполагаемых коммерческих устремлений АРА, казалось, оставались в значительной степени скрытыми, некоторые начали беспокоиться, что гуманитарная помощь действительно могла быть единственным, что имели в виду американцы. Обеспокоенный москвич написал, что, хотя филантропия была благородным поступком:

Однако оставалась идея, что для нас тоже было бы важно, если бы АРА смогла подготовить почву для будущих экономических отношений, поскольку Россия очень хочет возвращения к нормальным коммерческим отношениям с другими странами, и в этом отношении помощь Америки имела бы первостепенное значение. Если они помогут нам физически и морально, то помогут и экономически, подумали многие россияне, видя, что благотворительная деятельность — это не только филантропическая акция, но и первое звено, возобновляющее экономическую связь России с миром.

Несмотря на все их гордые разговоры о том, что они показали русским пример превосходных методов ведения бизнеса в Америке и эффективности, и, несмотря на случайные заявления о том, что они проложили путь для западных деловых концернов, работники по оказанию помощи предпочитали не думать о своей миссии как об авангарде американского бизнеса. То, что бизнесмены могут пойти по своим стопам, они считали естественным порядком вещей, важным элементом следующего этапа восстановления экономики России. Но это было совершенно отдельно от их собственных ролей как участников самого экстраординарного гуманитарного проекта всех времен — экстраординарного отчасти из-за самой чистоты его гуманизма. Типичным для их мышления было заявление, сделанное Бурландом в ответ на обвинение большевиков в том, что у АРА были скрытые планы:

Помощь иностранным странам со стороны официальных и полуофициальных правительственных учреждений так же стара, как цивилизация, но она почти никогда не была чисто гуманитарной. Вместо этого она сочеталась с какими-то коммерческими предпочтениями или политическими выгодами. Следовательно, АРА встретила