Книга Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод

на благотворительность АРА:

«Разве это не чудо, что с другого конца света какие-то янки, которых, как я слышал, всю мою жизнь называли жестокосердными поклонниками Маммоны и людьми, поклявшимися в коммерциализации, приезжают за тысячи миль, чтобы накормить и сделать меня счастливым?»

Чуковский обвинил отчужденность спасателей в усилении скептицизма по поводу их мотивов. Один из местных сотрудников Renshaw сказал, что «бескровный безличный метод» АРА заставил людей поверить, что это коммерческая операция, и он задался вопросом, почему американцы не предприняли действий, чтобы исправить это неправильное представление.

Многие другие россияне поддержали точку зрения о том, что образ действий АРА подогревал подозрения. Его представители, безусловно, вели себя не как работники гуманитарной помощи. Все их громкие разговоры о методах ведения бизнеса и всей этой сложной бухгалтерии и делопроизводстве вызывали вопросы: если АРА действительно имела в виду только филантропию, то почему оно приложило такие усилия для сбора огромного количества статистических данных обо всех аспектах российской экономики? И зачем нужны были квитанции на все? Почему бы просто не раздать еду? Нет, кто-то в Чикаго, должно быть, ждет прибыли. Это очевидное несоответствие между его реальными методами и заявленной целью создало что-то вроде проблемы с имиджем для АРА. Американцы приняли это во внимание, и Макферсон позже включил это как способствующий фактор в свое пересмотренное объяснение настороженности России: «концепция и работа АРА содержат в себе нечто возвышенно гуманитарное, что, осуществляемое на строго деловой основе, в соответствии с которой действует АРА, непостижимо для среднего российского ума».

Россияне были озадачены, в частности, тем фактом, что советскому правительству приходилось оплачивать текущие расходы американской помощи, то есть заработную плату местных служащих, внутренний транспорт и связь, склады, жилые помещения и другие объекты. Как и тщательный сбор экономической статистики, это было стандартной особенностью операций АРА в других странах, но это не было мероприятием, обычно ассоциируемым с благотворительностью. Это стало очень непопулярным среди местных советских чиновников. Так, одесская профсоюзная газета «Совработник» от 3 ноября 1922 года жаловалась, что, хотя АРА принесла много пользы, она взвалила на местное правительство слишком много финансового бремени: «Чего-то подобного следовало ожидать от практичных, деловых янки».

В течение второго года миссии, когда американская помощь была менее существенной, местные органы власти смогли заставить районных надзирателей взять на себя большую часть бремени. Как заметил Сомервилл, что усилило сопротивление каждого местного чиновника, так это деловой характер АРА: «Почему его правительство должно оплачивать операционные расходы такой организации или вести себя с ней иначе, чем с коммерческой фирмой, пытающейся заключить с ним выгодную сделку?»

На общественное мнение, должно быть, повлияло совпадение прихода людей Гувера, которые стремились дать понять, что они представляют частную американскую организацию помощи, и отмены ограничений на торговлю и частное предпринимательство при НЭПе, второй из которых был твердо установлен правительственными указами в августе 1921 года, как раз перед появлением американцев на сцене. Некоторые работники по оказанию помощи, такие как Эллингстон, убедили себя, что деятельность АРА сделала возможным успешный переход к НЭПу. Берланд был более скромен: «Не исключено, что эти два события не полностью разделены в сознании некоторых русских и что Америка может пользоваться чрезмерным авторитетом». Однако он верил, что АРА послужило важным катализатором переходного периода, помогая создать атмосферу политической и экономической безопасности и своим примером поощряя новых трейдеров к более энергичному ведению своих дел, что звучит вполне правдоподобно.

Собственная программа Берланда по переводу продуктов питания, которую сотрудники по оказанию помощи постоянно приветствовали как наиболее деловой компонент их деятельности, вероятно, в наибольшей степени повлияла на восприятие Россией всей миссии по оказанию помощи как коммерческого предприятия.

Что заинтересовало россиян в этой системе, так это ее встроенный механизм получения прибыли. Пожертвователь платил по десять долларов за каждую продуктовую упаковку, но до начала миссии фактическая стоимость отдельной упаковки составляла на несколько долларов меньше. Разница была внесена в расходы на питание детей. К концу миссии отдел денежных переводов продуктов питания получил прибыль в размере 3 600 000 долларов, которая была использована для питания 3 600 000 человек в течение одного месяца. Это был ярчайший пример того союза духов капитализма и филантропии — присягу давал сам Гувер, — которым мужчины из АРА особенно гордились.

Для Эллингстона это проявление филантропии было также историей успеха в бизнесе: «Как показатель деловых возможностей в Советской России, операция по переводу продуктов питания определенно доказала, что иностранный бизнес-концерн может продолжать свою деятельность на условиях, приближающихся к приемлемым в России». Хотя, по сути, это был не типичный коммерческий концерн, тем не менее, «это заставило новых правителей России, центральных и местных, привыкнуть к свободной работе иностранной коммерческой организации». Эллингстон намеревался распространить свои характеристики программы денежных переводов продуктов питания на миссию помощи в целом: «Хотя она носила маску Мамоны, она стала символом прямого взаимодействия и ощутимого эффективного сочувствия. Это была поистине американская операция во всех смыслах этого слова, бескровно обезличенная по своей сути, но благородная и человечная по своим целям и достижениям. В нем постоянно противопоставлялись самые упрямые коммерческие методы с самой деликатной и незлобивой благотворительностью».

Но не всем россиянам было так легко отличить методы от мотивов, и когда дело дошло до продуктовых наборов, даже среди сотрудников АРА, которые были должным образом проинформированы о том, что «прибыль», полученная от их продажи, используется для оплаты дальнейшей благотворительности, нашлись скептики. Казалось, что АРА на самом деле была не более чем разведывательной миссией по определению будущих возможностей для бизнеса в России: да ведь она уже вела бизнес прямо сейчас!

Советские чиновники, естественно, были склонны думать в этом направлении, но на всякий случай из центра поступили полезные инструкции. Ландер отправил своим полномочным представителям конфиденциальный меморандум относительно параллельной программы денежных переводов одежды, в котором он отметил под заголовком «Что получает АРА» слово «прибыль», без упоминания ее цели. Он добавил, что пакеты одежды помогли буржуазии и нанесли ущерб отечественной текстильной промышленности. В отчете Политбюро он написал: «Работа АРА разделена на две части: филантропическую и продовольственную».

Когда представители АРА провели встречу с киевскими официальными лицами в декабре 1921 года, чтобы проинформировать их о схеме денежных переводов продуктов питания, реакция присутствующих была разделенной, по словам присутствовавшего американца: «Представители [советских] благотворительных организаций с ужасом восклицали от коммерциализации денежных переводов продуктов питания, в то время как те, у кого есть дяди в Америке, улыбались в терпеливом ожидании». Сначала АРА в Киеве занималась исключительно доставкой продуктовых наборов и лишь позже дополнила это скромной операцией по кормлению детей. Это объясняет, что имел в виду один из местных киевских сотрудников, когда писал, что сначала АРА носила «коммерческий характер, но