Книга Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

он к Алпату – с ней надежно. С тех пор и спит в ее ногах, как коснется подушки, так и храпеть начинает. А Алпату все не спится. В доме мрак и на ее душе мрак. И только блеклый свет ночника загадочно блестит в капельках масла на горке нетронутых чепелгаш.

… На следующий вечер вайнахи Грозного ликовали. Как в день великого праздника, к старшим Докуевым приехали все дети с внуками. Стояли галдеж, веселье, шутки, играла музыка. Даже сноха – дочь Ясуева – приехала, сама все вкусное готовила, накрывала стол, обо всех заботилась. К полуночи все разъехались. Дочери и сноха все убрали, везде навели порядок.

Вновь огромный дом погрузился во мрак. Только сиплый храп мужа выдает в доме жизнь. И в блеклом свете ночника видит Алпату, что та же горка чепелгаш задвинута под сервант, не блестит как прежде, поиссохла, с краев скрючилась, осела. «Почему, – думает она, – древнее, национальное блюдо, приготовленное матерью, никто не съел? А ведь в Ники-Хита чепелгаш в праздник готовят. Конечно, ныне мука, творог вдоволь у всех есть. А вот с маслом – проблема… Значит мы ожирели? К добру ли это?»

А за окном все еще не угомонился город. Сигналят машины. Ходят вайнахи толпами, радуются. Как сказал Домба-Хаджи, начался процесс деколонизации…

* * *

На заседании бюро обкома, после зачтения итогов голосования, Албаст Докуев, как зять, не стал прилюдно поздравлять Ясуева и решил выполнить эту процедуру торжественно в семейном кругу, поехав к сватам вечером вместе с женой. Однако их не приняли. Теща сообщила по телефону, что у них важные гости из Москвы, и только тогда Албаст с женой пошли праздновать победу к старикам Докуевым.

А когда на следующий вечер Албаст с женой пришел с огромным букетом цветов к Ясуевым, и сияющая теща целовала его, кормила любимого зятя, как никогда ранее, а потом весьма любезно самолично усадила его в гостиной напротив телевизора, и два часа он просидел, вглядываясь в ящик, пока Малика не предложила уходить, и только в лифте сказала, что «папа от усталости спит»; он понял, что отныне его тесть не второй секретарь, не собеседник, как прежде, и где-то даже панибрат, а именно первый секретарь, и между вторым и первым, не секретарем, а Ясуевым – если не пропасть, то колоссальное, коленопреклонное расстояние, непреодолимая расщелина.

Еще неделю не подпускал к себе никого с поздравлениями новоиспеченный секретарь. Все ходил тихий, мрачный, мобилизованный. По шестнадцать часов в сутки пребывал в кабинете. И никто не знал, что он там делает: может, спит, может, работает, а может, телевизор смотрит. И весь чиновничий аппарат в шоке, никаких кадровых изменений, революционных потрясений; все тихо, как прежде, чинно, стабильно.

Наконец поступает депеша из столицы от российского правительства с поздравлением и признанием Ясуева как главы. От этого Ясуев еще мрачнее, еще более он погружен в работу. Что для него, умнейшего политика, российское признание? Ему необходим только союзный уровень, солидный масштаб. И объясняет он это тем, что Чечено-Ингушетия по внутреннему валовому продукту превосходит некоторые союзные республики, нефтехимическая и машиностроительная продукция идет только на экспорт, а количество коренного населения более 70% и, наконец, самое весомое – он, Ясуев, лидер республики, гениальный и трудолюбивый человек, с его кругозором, с его мышлением он выведет регион на невиданный уровень, о нем заговорит весь мир…

Только десять дней спустя после выборов из Москвы, из союзного аппарата, чего Ясуев, томясь, ожидал, за личной подписью Горбачева М.С. поступило признающее его главенство и важность письмо. На заседании расширенного бюро обкома высокий чин из ЦК зачитал поздравительную телеграмму, еще какие-то указы, пожал Ясуеву руку, поцеловал. Вот когда просветлел первый секретарь, широко улыбнулся, воспрянул телом и духом.

Как прожженный, истинный партиец первый секретарь первым делом вспомнил лозунг вождя «кадры решают все» и начал «перепахивать» номенклатурное поле для высадки «окультуренных растений».

Вот когда Докуев Албаст удостаивается чести встретиться с тестем, и эта встреча абсолютно не похожа на все предыдущие, и видно, что встретились не тесть с зятем, и тем более не первый секретарь обкома и первый секретарь райкома, а барин и верноподданный. Разговор сухой, короткий, деловой.

Пост вице-премьера для Докуева исключен, ибо назовут кумовством, клановостью, порукой; его район в числе отстающих, и это терпеть в дальнейшем невозможно. На осень Ясуев назначил перевыборы во всех районах, и они покажут, кто достоин, а кто нет.

– Выборы будут свободные, альтернативные? – робко интересуется Албаст Домбаевич.

– Ну ты ведь был председателем избиркома, что ты у меня спрашиваешь? – недоволен тесть.

Понятно, что новый лидер республики сверхжесткий, принципиальный, честный; он искренне радеет за будущее сограждан, и как яркий пример – он передает новое громадное здание обкома под кардиоцентр, а сам возвращается в старое.

– Хе-хе, – ехидно ухмыльнулся все знающий Домба-Хаджи, услышав это от Албаста, – знает Ясуев, что новое здание, даже в туалетах, напичкано электроникой, вот и обводит вокруг пальца подслушивающих и подсматривающих… Так и это не все. В огромном здании масса людей, а он хочет в маленьком, недоступном, в одиночку сидеть, редко кого впускать… Да и мечтал он всю жизнь именно в старом здании сидеть, а новое для него в диковинку, чересчур громоздко, чудовищно.

– Да, я тоже удивлен, – поддержал отца Албаст, – в самом центре города, где шум, гам, смог, больницу устраивать?! Да и сколько средств надо потратить, чтобы переоборудовать помещение? Лучше бы имеющиеся больницы оснастить. Не пойму я его. А как принципиален стал, строг, недоступен.

– Какие у Ясуева принцип-минцип есть? – как обычно встряла в разговор Алпату, коверкая русские слова. – У него всего два принципа – деньги и власть, и никакой морали. Это я по воспитанию дочки вижу.

– Нана, все ты сводишь к нелюбви к снохе, – еще более раздражен Албаст. – Эта должность его переменила, ко многому обязывает, он не такой, как прежде.

– Клянусь, тот, даже хуже! – не сдавалась мать. – Вот посмотришь!

– А она права, – заулыбался загадочно Домба-Хаджи.

– Не знаю, – отмахнулся от доводов родителей Албаст, – со мной совсем иной. Впрочем, говорят, что со всеми… Очень строг и требователен.

– Гм, – лукаво сощурился отец, – а ты Албаст соверши один эксперимент, и все станет ясно.

– Какой? – загорелись глаза сына.

– Добейся личной встречи, ведь ты зять, и прямиком предложи за пост в два раза больше, чем ты содрал с него на