Книга Разноцветный снег - Наталия Волкова

Ближе к вечеру начали съезжаться серьезные гости, приехали даже мэр О-жска и кто-то важный по культуре. Елена Георгиевна, наряженная в алое платье, встречала каждого гостя у входа и чуть ли не с поклонами провожала до большого зала. На праздник пригнали клуб юных барабанщиц в красных юбочках, красных пилотках и белых блузках. Барабанщицы бойко отстучали какой-то марш перед входом и удалились. Потом на трибуну друг за другом выходили важные гости в пиджаках и говорили долгие и скучные речи, которые я почти не слушала. Как эхо, доносились отдельные обрывки: «Бла-бла-бла отличные результаты… бла-бла-бла растут показатели… бла-бла-бла всероссийского значения». Я подумала, что эти выхваченные кусочки напоминают шифровку Старцева. Интересно им, наверное, было на уроках немецкого, и ведь так можно было зашифровать все что угодно. Выступления официальных лиц продолжались, периодически их сменяли музыкальные номера танцевального ансамбля и юных скрипачей, и все это вместе сливалось в какой-то не очень слаженный мюзикл под названием «Праздник чтения». Заведующая в роли конферансье объявляла исполнителей главных партий, и было заметно, что для нее это час славы, потому что она то и дело косилась на камеру местного телевидения и многозначительно туда кивала.

И тут я обратила внимание на Якова Семеновича. Он, как на самом первом занятии, когда мы слушали музыку, стоял с отрешенным видом в углу зала и выстукивал на крышке стола какую-то неслышимую мелодию. Эта мелодия жила внутри него, но я почувствовала ее, поняла и могла хоть сейчас напеть, и эта мелодия не была ни веселой, ни грустной – она рассказывала о чем-то, чего никто из нас не знал. Что мы, собственно, знали о Гилмане? Что он приехал из Москвы, что раньше был школьным учителем, а теперь работает библиотекарем. Ну и вот это его откровение про сына, которое я вообще не уверена, что имела право услышать. Мне вдруг очень захотелось подойти к нему ближе, чтобы лучше расслышать мелодию и… просто быть рядом, потому что он ведь всегда один. Что он там делает вечерами? Смотрит телевизор? Читает? Я вдруг вспомнила, как еще при самой первой встрече, на лестнице, Яков Семенович говорил о том, что сыт по горло большими городами и большими людьми. Какое прошлое он хотел выбросить в мусорный бак? Пожалуй, эта задачка потруднее истории Старцева.

– А теперь Яков Семенович Гилман, сотрудник нашей библиотеки, объявит итоги литературного конкурса для детей и юношества, который проходил у нас в этом году.

Я посмотрела на Якова Семеновича, который с большим трудом вышел из задумчивости и даже слегка тряхнул головой, возвращаясь к реальности. В профиль он сейчас напоминал Капитана Крюка из американского фильма, парика только не хватало.

– В этом году было очень много хороших работ, поэтому жюри пришлось нелегко, – сказал он в микрофон, вскрыл лежавший перед ним конверт и стал зачитывать имена победителей.

Я посмотрела в зал: все замерли в тишине, но замерли по-разному. Кто-то явно волновался и кусал губы, кто-то делал вид, что ему все равно, но по напряженному взгляду было понятно, что это не так. Виталик же спокойно, слегка прищурившись, смотрел на Гилмана. Он-то был уверен, что награда у него в кармане. Яков Семенович тихим голосом без особенной торжественности зачитал общие слова о значении премии, а потом без всяких предисловий сказал:

– Вообще-то я против конкурсов среди детей. Мне кажется, любой нормальный ребенок должен что-то творить, и ставить оценки за творчество как-то не совсем нормально. Но от меня тут мало что зависит, поэтому вот результаты. Первое место жюри безоговорочно присудило Антоновой Насте из школы № 2 за рассказ об истории нашего города.

Виталик удивленно поднял брови и что-то шепнул сидящему рядом папе.

– Второе место присуждается Голикову Константину из школы № 1 поселка Луки за сказку о бабушке, которая однажды начала молодеть.

Виталик весь как-то выпрямился и округлил глаза.

– И третье место достается ученице первого класса школы поселка Новая Мельница Амине Сараевой за сказку о мертвой мухе и семи муравьях.

Виталик вскочил и выбежал из зала, Танечка тут же сорвалась и устремилась за ним. Яков Семенович наградил победителей, сказал ободряющие слова всем остальным участникам и пригласил на сцену Антонову Настю зачитать отрывок из ее работы. Сам же он тихо вышел в коридор. За ним тут же двинулся папа Виталика, следом выскользнула и я.

– Яков Семенович, это что же получается? – кричал Виталиков папа. – Разве это Виталик хотел участвовать? Нет! Вы сами вынудили его подать заявку. И что? Я его каждый день садил писать.

– Сажал, – машинально поправил Гилман.

– И что? Он к вам ходил-ходил, вы ему там что-то насоветовали. Почему он не выиграл?

– Во-первых, он не послушался моего совета, – устало сказал Яков Семенович, – а во-вторых…

– А во-вторых, где ваше начальство?

– Зачем вам мое начальство?

– А вот узнаете, зачем, когда вам кто надо позвóнит, у меня связи!

– Позвони́т, – опять машинально поправил Гилман.

Тут из зала выскочили Соня и Даня.

– Яков Семеныч, у нас все к аукциону готово.

– Иду, – отозвался Яков Семенович, а папа Виталика зло посмотрел ему вслед.

Когда мы появились в зале, Настя Антонова как раз дочитывала свое сочинение. Это был рассказ про О-жск, про музей Крамского, про знаменитых людей, которые тут жили. В конце шел кусочек про Тихую Сосну:

«Дедушка рассказывает, что раньше многие приезжали из других городов полюбоваться разливами Тихой Сосны. В те времена наша речушка поднималась из берегов на высоту до шести-семи метров. Сейчас такого не бывает. Ранней весной река взламывала лед, и по реке плыли льдины. У деревянного моста лед взрывали саперы. Разлив был двойным. Он начинался из верховьев Тихой Сосны, а потом, когда вода шла на убыль, поднимался Дон, и течение шло в обратную сторону. Река превращалась в море. Вода прибывала буквально на глазах, и если вечером камыши еще торчали над водой, то утром открывалась фантастическая картина почти до горизонта раскинувшейся водной глади».

Я чуть не вскрикнула. Вот же оно! Недостающее звено! Спасибо тебе, незнакомая Настя Антонова, спасибо твоему дедушке, который это все помнит. Я победно посмотрела на Гилмана; он, улыбаясь, смотрел на меня. Мы без слов поняли друг друга: расследование дела Старцева можно считать завершенным. Теперь точно понятно, что Старцев и дядя Коля – это один и тот же человек, который работал на фашистов не потому, что был предателем, а потому, что хотел спасти детей, чьих родителей расстреливали нацисты. Работая в штабе, он мог одним из первых узнавать, в какой дом направляются фрицы на этот раз. Мы теперь никогда не узнаем, скольких детей он спас таким образом, но мы можем рассказать всем, что предателем он не был. И я обязательно напишу главу в Алмиховом проекте, я обязательно расскажу там все, что мы выяснили. И пусть в этой администрации узнают правду.

Аукцион прошел просто великолепно. Продали почти все поделки, а Данина диорама так понравилась директору краеведческого музея, что он попросил Даню сделать для них несколько исторических сцен, а деньги на благотворительные цели отдал заранее. В результате мы собрали почти тридцать тысяч и были очень довольны собой. А потом мы волонтерили каждый в своей «литературной» комнате. К моему удивлению, под конец Библионочи явился даже Гришка, который до сих пор обходил библиотеку стороной. А тут пришел и спросил, не надо ли чем помочь. Мы пошли с ним в комнату-«Хогвартс», и я нарядила его в черный плащ и дала баночки, чтоб смешивать «зелья», а сама уселась в углу с книжками и предсказывала по ним будущее. В общем, все оторвались по полной программе. Кажется, и гостям понравилось.