Книга 1793. История одного убийства - Никлас Натт-о-Даг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам и раньше приходилось избавляться от неудобных… от сомнительных отходов. С годами приходит опыт. Из Норрстрёма… скажем так, отходы благополучно причаливают к галерной верфи. Какие-то подводные течения, откуда мне знать. В Болоте беднота ловит рыбу, им плевать, что рыба эта жиреет на их собственных отбросах, туда тоже не выбросишь. А в Фатбурен разве что полный идиот полезет с удочкой.
И тут Винге не уследил. Кардель одним прыжком оказался рядом с мадам и единственной рукой ухватил ее за тонкую шею. Пальцы сошлись на затылке.
– А ты-то сама умеешь плавать, мадам? Где пожелаешь причалить? У Корабельного острова? Или предпочитаешь покачаться на волнах Балтики? Я повидал немало утопленников, пока они еще не были утопленниками. Слышал, как они вопят в смертном страхе. Самые отпетые, и те молятся об отпущении грехов. Интересно, что ты запоешь.
– Я таких, как ты, не боюсь, – полузадушенным голосом, но неожиданно спокойно сказала мадам Сакс. – Если бы я причисляла себя к живым, давно была бы в другом месте. Жила бы свободно и счастливо, вместо того чтобы копить деньги в этой клоаке, которую вы называете городом.
Задыхаясь, собрала слюну и плюнула Карделю в лицо. От неожиданности он разжал руку и потянулся протереть глаза, и тут Винге успел встать между ними.
– Уходите отсюда вместе с вашим одноруким истуканом, – хрипло сказала она, потирая горло. – Вас уже могила ждет, я это ясно вижу. И радуйтесь, что ваши дела с эвменидами закончены, потому что вам нечего противопоставить их власти. Сверхвласти, я бы сказала. А о том, кто принес в мешке этого… это существо, вы теперь знаете ровно столько, сколько и я, проще сказать – ровным счетом ничего. Я его не видела ни до этого, ни после… Я свое слово сдержала, очередь за вами.
Темень уже окутала город. Чуть подальше, у Королевского сада, настоящая иллюминация: в Арсенале все до одного окна ярко освещены.
Первым заговорил Кардель:
– Когда все утрясется, вернусь и придушу эту бабу.
– Она прочла это желание в ваших глазах, Жан Мишель, так же ясно, как и я, – отсутствующе сказал Винге, словно боялся спугнуть мысль. – Если вам удастся найти ее здесь еще раз, это может означать только одно: она сама решила умереть и будет только приветствовать ваше появление. Вы окажете ей услугу.
Он присел на каменную тумбу коновязи и спрятал лицо в ладони.
– Боюсь, мы оказались в тупике, Жан Мишель. Мне нужно время, чтобы подумать, а время… с этим товаром, как вам, без сомнения, известно, дела у меня обстоят неважно. Что-то я пропустил, что-то не заметил… и это что-то колотится в темном углу сознания, как ночная бабочка о стекло. Я ее слышу, чувствую ее присутствие, но разглядеть не могу, а определить род – тем более. Как ни пытаюсь.
Кардель ответил не сразу. Перехватило дыхание, и опять, в который раз, ледяная рука стиснула грудь. Сердце колотилось все чаще, тяжелые удары отдавались в шее. Внезапный приступ страха – страха неизвестно перед чем, страха, не имеющего объяснения и оттого неодолимого. Начала, как всегда, отрастать отсутствующая рука и посылать в плечо волны свирепой боли.
Ему пришлось сделать усилие, чтобы не выдать свое состояние дрожью в голосе.
– Кто-то же должен знать больше! Мы еще не знаем, кто, но…
Кардель отвернулся, чтобы Винге не заметил его состояние. И Винге и в самом деле не заметил – впервые за все время их знакомства, раньше он всегда угадывал, что творится на душе у напарника. На этот раз он, похоже, вообще ничего не замечал – погрузился в размышления.
– Да… – сказал наконец Винге. – Кто-то должен знать. Без этого кого-то наше предприятие обречено на провал.
– Вы готовы сдаться? Лапки кверху? Я правильно вас понял?
Винге достал из жилетного кармана часы. В темноте стрелки почти не видны, но он сфокусировал взгляд на маленьком кружочке с секундной стрелкой, положил пальцы на шею и нащупал артерию. Сто пятьдесят ударов.
И только после этого повернулся к Карделю, нетерпеливо ожидавшему ответ.
– Нет. Лапки не кверху, как вы выразились. Но времени у нас совсем мало.
Море крови
Лето 1793
Дорогая сестричка!
Сердечно обещаю писать, как только представится случай, но поелику и сам не знаю, куда посылать мои писания, то выходит отменно длинно.
С охотою заточил перо, дабы описать тебе этот день, начавшийся с хорошего предзнаменования. Проснулся я рано, соскочил с кровати и достал из-под нее ночной сосуд. Закатал ночную рубашку и присел на корточки, как говорят в народе, орлом. Опорожнение кишечника произошло наилучшим образом – счастье, которое я испытываю прискорбно редко. Удивительно – такое возможно только при сочетании наиблагоприятнейших обстоятельств, а питание мое в последнее время оставляло желать лучшего. Консистенция выказала себя образцовой: в меру плотная, чтобы составить сопротивление, преодоление коего оставило чувство подвига, и в меру мягкая, чтобы не причинять неудобств. В ту же секунду, как я освободился от тяготившего груза, на соседнем дворе прокричал фанфарою петух, что я расценил как справедливое признание моих заслуг.
После чего умылся и оделся, наслаждаясь превосходнейшим настроением, и оно мне очень скоро пригодилось для сохранения душевного равновесия. Не успел я закончить утренний туалет, как услышал стук в дверь, коего давно опасался, и хриплые крики:
– Кристофер Бликс! Открой дверь, надо поговорить! Бликс, каналья, открой дверь!
Я предпочел не следовать призыву, поскольку был уверен, что исходит он от известного грубияна, состоящего в услужении у некоего господина, которому я с недавних пор должен известную сумму. Не теряя времени, я собрал свое имущество в саквояж и вышел в кухню. Прихватил со стола свежеиспеченную булку и открыл окно, сопровождаемый неодобрительными взглядами служанки Эльзы Юханны.
В семи локтях21 под окном лежала куча лошадиного навоза, продукт жизнедеятельности мельничных лошадей, который заботливая хозяйка, вдова, чья любвеобильность позволяет мне снимать комнату в кредит, натаскала с целью удобрения огорода. Я вылез из окна, повис на подоконнике, прочитал про себя «Отче наш» и спрыгнyл.
