Книга Упраздненный ритуал - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она кивнула на прощание и вышла из комнаты.
— Вот так в жизни бывает, — задумчиво сказалВейдеманис, — иногда думаешь, что твоя жизнь не удалась и Бог зачем-тоставит на тебе эксперимент. А на самом деле… Может, она должна была пройтичерез все эти муки, чтобы обрести свое счастье? Может, поэтому она такая счастливая?
Дронго помнил, что Вейдеманиса бросила жена, оставив емудочь. Поэтому не торопился отвечать. Наконец он сказал:
— Не знаю. Трудно вообще решать за других, что такоесчастье. Она потеряла первого ребенка, заболела, бросила учебу, не сделалакарьеры. Казалось, что все кончено и жизнь не удалась. А с другой стороны, унее есть любимый муж, который остался ей верен в трудной ситуации, ивыстраданный ребенок. Бог дал ей все, что она могла бы у него попросить.
— Я всегда подозревал, что ты скрытыйантифеминист, — пробормотал Вейдеманис, — для тебя счастье женщины всемье, в любимом человеке.
— Да, — кивнул Дронго, — а я этого никогда нескрывал. Вместо дурацкого ора феминисток, которые спорят, кто главнее — мужчинаили женщина, я искренне считаю, что важнее всего сама жизнь человеческая ичувства, которые возникают между людьми. Мне иногда кажется, что человечествовыживает именно благодаря этим чувствам, этой особой энергетике, возникающеймежду людьми. Она материализуется и защищает наше пространство от энтропии зла,которое тоже материализуется, в не меньшей степени.
— Вы философ, Дронго, — заметил Ахмедов, —вам нужно менять профессию.
— У меня философская профессия, — улыбнулся вответ Дронго, — я уменьшаю энтропию зла, пытаюсь в меру своих возможностейсузить ее размеры. Разве это не замечательная работа?
Ответа он не услышал. В комнату вошел Фазиль Магеррамов. Виду него был взволнованный и несколько растрепанный. Однодолларового галстука«под фирму» на нем уже не было. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты.В добротном костюме он смотрелся сейчас гораздо лучше, чем раньше.
«Еще браслет снять, — подумал Дронго, — и будешьпохож на нормального мужчину».
Магеррамов был явно взволнован. Только что из класса, вся вслезах, вышла Оля. Он не скрывал своего волнения, входя сюда.
— Здравствуйте, — осторожно сказал Магеррамов,обращаясь к присутствующим. У него была та почтительная осторожность, котораябывает только у торговых и финансовых работников при виде сотрудниковправоохранительных органов.
— Здравствуй, Магеррамов, — майор Ахмедовпочувствовал в нем свой «контингент». Это был не независимый бизнесмен Аббасов,и не Габышев, работавший неизвестно на кого. Это был человек, боявшийся любогосотрудника в форме. Магеррамов знает правила игры и будет играть по этимправилам. Поэтому Ахмедов взял инициативу в свои руки и, показав вошедшему настул, разрешил сесть. Этому можно говорить «ты», он не обидится.
Магеррамов осторожно сел на краешек стула. По-русски онговорил с небольшим акцентом. Однако Ахмедов допрашивал его именно на русском.
— Ты дружил с Керимовым? — сразу спросил майор.
— Мы вместе учились, — осторожно ответилМагеррамов.
— Это я знаю, — нахмурился Ахмедов, — я хотелуточнить: как хорошо ты его знал?
— Много лет знал. Дружили, — Фазиль почувствовал,что чем-то вызвал недовольство сотрудника органов, и сразу попытался исправитьположение. — Мы очень дружили, — добавил он.
— До тебя нам рассказали, что Керимов васобижал, — усмехнулся Ахмедов, — ты хоть нам расскажи, как он тебяобижал.
— Не обижал, — приложил обе руки к сердцуМагеррамов, — совсем не обижал. Мы очень дружили.
— С кем вы еще дружили? — неожиданно спросилДронго. Верный своим принципам, он никогда не обращался к незнакомым людям на«ты», даже если они позволяли это делать.
— Со всеми дружили, — Магеррамов повернулся кнему. Его смущал этот неизвестный. С одной стороны, он тоже принимает участие вдопросе, а с другой — разговаривает вежливо, обращается на «вы», и вообщеизвестно, что Раис привез его из Москвы. Он эксперт. Конечно, у него нетвласти, как у этого майора, но лучше и с ним быть поосторожнее.
— Говорят, что вы больше всех общались с РауфомСамедовым? Это верно? — уточнил Дронго.
— Да, да общались. Как со всеми. Наши сестрыдружили, — на всякий случай сообщил Фазиль, испугавшись, что именно егомогут обвинить в убийствах.
— И вы вместе смотрели видеомагнитофон, — напомнилДронго, — у других ведь не было такой дорогой игрушки.
— Смотрели, — кивнул, облизнув пересохшие губы,Магеррамов, — но только разрешенные фильмы. Только разрешенные.
«Прошло столько лет после развала Советского Союза, уже нетдиктата партии и КГБ, а он все еще боится, — подумал Дронго. — Может,я и не прав. Может, тот режим, так калечивший души людей, должен был рухнуть.Рухнуть, чтобы появились другие люди, без постоянного чувства страха. Они небудут бояться смотреть те фильмы, которые им нравятся. Может, я не прав, когдасожалею о распаде Союза?.. Нет. Это разные вещи. Режим кретинов, который нужнобыло менять, и моя собственная страна, которую нельзя было разрывать на части.Эти два понятия не тождественны. Это совсем разные вещи».
— Кто еще с вами смотрел «разрешенные фильмы»? —спросил Дронго.
— Мы все вместе собирались, — облизнул губыМагеррамов, — иногда и мальчики, и девочки.
— Коллективное приобщение к культурнымценностям, — прокомментировал Дронго. — Теперь я верю, что вы оченьдружили.
Ахмедов недоуменно смотрел на него. Он не мог понять, о чемидет речь. Вейдеманис усмехнулся. Парадоксальность мышления Дронго не была длянего новостью.
— Кто, по-твоему, мог убить Керимова? — спросилАхмедов, решив, что пора брать инициативу в свои руки. — Кто это могсделать?
— Из наших никто, — испуганно прошепталМагеррамов, — никто не мог его убить. Игоря все уважали. Он был такойсправедливый. Всем помогал.
— Вам тоже? — спросил Дронго. Магеррамов метнул нанего испуганный взгляд.
— Мне тоже, — подтвердил он, — у меня всегдабыло все в порядке.
— А почему вы так неожиданно ушли из Министерствафинансов?
Вопрос Дронго заставил Магеррамова вздрогнуть.
— Почему ушел? — он явно тянул время. — Яперешел на другую работу.
— На какую?
— В Министерство торговли.
— А сейчас снова вернулись в финансовые органы. Выведь, кажется, работаете в банке?
— Да, — Магеррамов нервничал все больше и больше,оглядываясь по сторонам.
Вейдеманис видел его волнение, но не понимал причины. АДронго, почувствовавший состояние Магеррамова, уверенно задавал следующиевопросы.