Книга Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - Виктор Григорьевич Смирнов

4 февраля в Успенском соборе состоялось первое в русской истории «венчание на царство». По велению государя митрополит Симон возложил на четырнадцатилетнего Дмитрия мономаховы бармы и шапку. Незадолго до коронации на великокняжеской печати впервые появился двуглавый орел. Елена Волошанка запечатлела момент своего торжества. По ее рисунку и под ее доглядом лучшие мастерицы-вышивальщицы вышили знаменитую пелену, изображающую торжественный выход Ивана III со всем семейством во время коронации 1498 года. На ней изображены сам великий князь, его сын Василий и внук Дмитрий, тогдашний наследник престола. Себя Елена поместила в центре композиции, рядом с митрополитом, потеснив даже самого государя.

В лагере еретиков царило ликование. Все складывалось наилучшим образом. Великий князь отдалился от жены, зато питает явную слабость к молодой снохе и души не чает в своем внуке. Он ничего не предпринимает без совета с братьями Курицыными, а также с Патрикеевыми и Ряполовским. Во главе Русской православной церкви поставлен вполне управляемый митрополит Симон. Льстивые толпы придворных спешат засвидетельствовать свою преданность юному престолонаследнику.

Эта эйфория, вероятно, притупила бдительность партии Елены Волошанки, допустившей грубый кадровый просчет. Еретики не смогли воспрепятствовать двум вроде бы не самым важным, а на самом деле, ключевым назначениям. Придворным врачом Ивана III стал уже знакомый нам по геннадиевому кружку Николай Булев, принадлежавший к партии Софьи Палеолог, а духовником великого князя стал единомышленник Иосифа Волоцкого игумен Андроникова монастыря Митрофаний.

Еще одним успехом «жидовствующих» стало участие их лидера Федора Курицына в составлении общерусского Судебника 1497 года. Этот свод законов стал, безусловно, крупным шагом в создании правовой базы единого Русского государства, но это был шаг в строго определенном направлении. В судебной практике появился новый термин: «лихое дело» — преступление против правопорядка, то есть против нарушения воли государя. Резко ужесточились карательные функции власти. Кстати, Федор Курицын в том же 1497 году написал свое «Сказание о Дракуле воеводе», и, похоже, кое-что почерпнул оттуда для Судебника по части устрашения подданных. Кроме того, впервые вводился термин «поместье» для обозначения особого вида условного землевладения, выдаваемого за выполнение государевой службы. Но, самое главное, Судебник 1497 года стал первым законом, положившим начало закрепощению крестьянства. Отныне крестьянин мог уйти от своего хозяина только в строго определенный срок, а именно в Юрьев день (26 ноября), после завершения сельскохозяйственного сезона и выполнения своих обязательств в пользу землевладельца. Тем самым, Федор Курицын и его соумышленники в очередной раз проявили себя приверженцами самодержавной вертикали власти, а вовсе не теми либеральными гуманистами, какими их обычно изображали советские историки.

Фактически еретики оказались всего в одном шаге от своей цели — высшей государственной власти. Воспитанный и опекаемый ими Дмитрий-внук в любой момент мог стать правителем огромной страны. Случись так, и русская история могла повернуть в другое русло.

И вдруг все рухнуло.

Глава 15. Смена курса

Разумный человек не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание.

Никколо Макиавелли

5 февраля 1498 года на Москве-реке на том самом месте, где год назад казнили Гусева и других сторонников Софьи, отлетела голова еще вчера всесильного князя Семена Ряполовского. Официального обвинения не прозвучало, сказано было только, что князь Семен «высокоумничал». Та же участь ожидала и боярина Ивана Патрикеева с сыновьями, но по ходатайству митрополита им разрешили постричься в монахи. После этого великий князь помирился с женой и провозгласил своим соправителем сына Василия, дав ему в удел Новгород и Псков. Дмитрий-внук вместе с матерью Еленой Волошанкой были удалены от двора.

Что же произошло?

Проще всего объяснить столь резкую перемену тем, что стареющий государь приревновал бывших фаворитов и решил таким способом показать всем «кто в доме хозяин». Прожженный макиавеллист, всю жизнь придерживавшийся принципа «разделяй и властвуй», понял, что, чрезмерно усилив одну из партий, он ослабил свои собственные позиции. Власть стала ускользать из его рук, а с этим он смириться никак не мог.

Но имелись и другие причины зимней расправы 1498 года. При всех своих недостатках Иван III был, безусловно, великим государем. Личная власть не была для него самоцелью, как это будет с его внуком Иваном Грозным. Всю свою жизнь Иван Васильевич посвятил простой по сути и великой по размаху цели — созданию государства, которое объединит все земли, населенные русскими людьми. Он шел к этой цели с фанатичным упорством восточного хана и хитростью замоскворецкого купца, не гнушаясь при этом никакими средствами и не смущаясь никакими жертвами. Увы, жестокие и прагматичные правители создают великие государства, а мягкосердечные либералы их разваливают.

Московские казни стали следствием перемены внешнеполитического курса Российского государства. Укрепившись на новых границах, великий князь был готов возобновить открытую борьбу за наследие Киевской Руси. Момент был самый подходящий. Стремясь порвать духовную связь своих русских подданных с Россией, литовские власти усилили давление на православных, стремясь обратить их в католичество. Но эффект получился обратный. Взоры православного населения Литвы вновь обратились к Москве, началась новая волна переходов русской знати в российское подданство. Нервы у молодого литовского правителя не выдержали, и он начал срочно сколачивать антирусскую коалицию, в которую кроме Польши и Ливонии вступил отец Елены Волошанки молдавский господарь Стефан Великий. Иван Васильевич воспринял поведение свата как прямую измену, что сразу отразилось на его отношении к снохе и внуку, хотя формально Дмитрий все еще числился в наследниках.

Падение Патрикеевых и Ряполовского означало крах внешнеполитического курса, который проводили «жидовствующие». Рухнули мечты братьев Курицыных об открытых воротах на запад. Кстати, немалая доля вины за это лежала и на европейских государствах. Запад, как это часто будет повторяться в дальнейшем (и продолжается до сих пор), повел себя в отношении России эгоистично и недальновидно, пренебрегая колоссальными возможностями взаимного сотрудничества. «Русскую самозванку» не пожелали пускать дальше литовской прихожей, захлопнув дверь перед ее носом.

Политика сближения с Литвой потерпела фиаско. Кто-то за это должен был ответить, а поскольку заключением династического брака Александра Литовского и Елены Ивановны непосредственно занимались Патрикеев и Ряполовский, их и назначили «крайними». Бывшим руководителям Боярской думы припомнили и уступки Литве при подписании договора, и грубый «зевок» с «небрежением нашим именем», то есть титулом государя всея Руси. Мало того, что они заключили невыгодный, как теперь оказалось, мир с Литвой, так они еще и унизили своего государя, лишив его законного титула! Как обыкновенно бывало у Ивана Васильевича, не обошлось и без изрядной доли лицемерия. Соглашаясь на заключение мира с Литвой, он тогда шел на это вполне сознательно, выигрывая время, чтобы подготовиться к новому броску.