Книга После Путина - Константин Долгов

Нет, Путин — не прагматик и не технократ, не диктатор-патриот и не православный мессия. Он — наследник советской идеологии, прежде всего в том, в чём она продолжала идеологию дореволюционной России (а это продолжение было, хоть и казалось исключительно «цивилизационной нишей»). Его идеология — это идеология последовательного развития, когда общество действует как единое целое, а значит, уделяет особое внимание преодолению расколов, разделений и неравенства, но при этом избегает революций и потрясений. Кто-то называет это «некоммунистическим патриотизмом», как Андроник Мигранян; я бы назвал эту идеологию постсоветским рационализированным и сбалансированным социал-демократизмом охранительского типа, но это слишком длинно и непонятно. Поэтому завершу эту главу тем, что ещё раз подчеркну: Путин — лидер, безусловно, идеологический; и то, что я не могу подобрать для его идеологии ёмкий и простой ярлык, означает лишь то, что его идеология вполне соответствует сегодняшнему сложному миру. Но как бы там ни было, эта идеология есть, опирается как на советские идеологемы, так и на модернизированные идеологемы дореволюционных российских мыслителей и в значительной части совпадает с идеологическими ожиданиями и чаяниями российского народа, что и делает её эффективной.

Глава 6

«Он не один: история тандема»

Путин и Медведев как политическая технология, или Как сделать демократию эффективной, сохранив демократичность

Пожалуй, людей, к профессиональной политике отношения не имеющих, ни один политический вопрос не занимает так сильно, как механизм смены власти. Наследование или элитарно-номенклатурное назначение, всенародные или «квалифицированные» выборы, партийная борьба или аппаратное назначение — у каждого варианта есть «заклятые» сторонники и такие же противники среди населения любой, пожалуй, страны. Это один из редких сугубо политических вопросов, который вызывает неизменный интерес даже в тяжёлые экономические периоды, когда, казалось бы, ничто, кроме острых финансовых и бытовых проблем, не может всерьёз занимать человека.

На деле, конечно, может. И проблема высшего руководства, регулярно воплощающаяся в трагическом восклицании: «О боги, кто же нами правит!», достаточно важна даже на фоне острых насущных проблем, поскольку последние во многом зависят от того, как будет разрешена первая. Несмотря на то, что многие люди уверены в своей полной независимости от политики («где мы — и где политика»), в случае с верховной властью срабатывает социальная часть сознания и звенит звоночек: это важно, от этого зависит в том числе твоя судьба. И вопрос о смене власти отнюдь не праздный как для страны, так и для конкретного гражданина.

Пожалуй, именно с этой значимостью механизма смены власти связана та истовость, с которой в каждой идеологии отстаивается один из механизмов. Отстаивается так, будто никаких иных механизмов, кроме него, не существует. Впрочем, любая идеология в принципе стремится к исключительному доминированию в поле политики, а вопрос смены власти для доминирования очень значим. Не исключение и либеральная демократия, которая сегодня распространилась по миру в своей электоральной форме. Если коротко, то вопрос смены власти в ней решается очень просто — притом что является центральным для этой идеологии. А может, как раз поэтому. Электоральная либеральная демократия — это такой политический режим, где политические свободы (главная декларируемая социальная ценность) реализуются, с одной стороны, во всяких массовых собраниях, демонстрациях и публичных акциях протеста, а с другой (которая является основной, поскольку публичные акции — это на случай всяческих отклонений) — в регулярной смене власти посредством голосования.

Причём вот тут начинается форменная катавасия. Основным требованием оказывается регулярность смены власти. Это требование опирается на такой феномен, как эрозия власти. Феномен этот отчасти подтверждён исследованиями; суть его заключается в том, что чем дольше власть сохраняется неизменной (не в структурном, а в кадровом отношении), тем менее эффективными становятся её решения. Объяснение достаточно простое и логичное. За время властвования те, кто осуществляет власть, привыкают принимать шаблонные решения. Поначалу эти решения шаблонными не являются, наоборот: они вполне оригинальные и, главное, уместные и эффективные. Однако эта эффективность сыграла с властью злую шутку. Власть привыкает к эффективности и начинает рассматривать принятые решения как универсальные. И продолжает действовать по шаблону, не замечая, что обстоятельства изменились и что к новой социальной и политической ситуации эффективные в прошлом решения не подходят. А власть уже привыкла, и никакого стимула постоянно проверять саму себя у неё нет — она же остаётся властью так или иначе. Вот и получается, что сам факт длительного пребывания у власти ведёт к эрозии властной системы, к снижению эффективности механизмов принятия решений до критического минимума, после которого власть попросту лишается возможности быть властью. А в качестве способов преодоления этой эрозии власти предлагается, как правило, либо формирование специального консультативно-оценочного органа (группы, собрания), который будет контролировать конкретные решения, либо регулярная проверка отношения масс к принимаемым решениям — дескать, одобряют или нет. Ну, а превентивно избежать эрозии можно в том случае, если власть регулярно меняет свой состав вне зависимости от того, довольны ею или нет, по истечению конкретного срока. Это, собственно, и есть центральный постулат электоральной демократии — регулярная сменяемость власти.

В чём же катавасия? А в том, почему демократия зовётся «электоральной». Буквально это означает «избирательная», то есть властью тот или иной политик или группа политиков наделяются в результате голосования. И логично бы предположить, что если демократия — то голосование должно быть всенародным, но это совершенно не обязательно! Для электоральной демократии главное, чтобы это голосование было. А кто голосует — это уже нюансы. Демократия ведь сегодня не прямая, а в большинстве случаев представительная, то есть подразумевающая делегирование (передачу) властных полномочий населением отдельным представителям — депутатам, президентам и прочим сомнительным персонам. Прямую демократию обеспечивают только точечно, выборами или референдумами, но нигде население системно не участвует прямо в принятии законов и государственных решений. Какие-то отдельные законопроекты могут вынести на общенародное голосование, ту же конституцию, например, или изменения в неё. Но постоянное, «текущее» осуществление власти вовсе не подразумевает прямого народного участия. Поэтому и выбирать высшую власть при электоральной демократии может, например, парламент. Или какой-нибудь специальный орган — совет старейшин или коллегия выборщиков, как в США. И это всё равно будет демократия, потому что, дескать, этот орган, как и парламент, тоже ведь выбран народом. Вот и выходит: вроде главным должно быть то, что электоральная демократия — это в первую очередь демократия, а получается, что главное — это электоральная, причём просто по самому факту наличия выборов, а вовсе не по их качеству. Я, безусловно, немного упрощаю, но в целом демократия далеко не всегда означает «власть народа», а «правление народа» она не означает никогда. Электоральная же демократия хоть и трактуется большинством специалистов именно как демократия регулярных всенародных выборов, главным своим стержнем делает отнюдь не всенародность выборов, а их регулярность, которая обеспечивает постоянную ротацию власти.