Книга Проклятие Лермонтова - Лин фон Паль

Началось все с издания рукописного журнала «Школьная Заря». Об этом Висковатову рассказал Меринский: «Зимой, в начале 1834 года, кто-то из нас предложил издавать в школе журнал, конечно, рукописный. Все согласились, и вот как это было. Журнал должен был выходить один раз в неделю, по середам; в продолжение семи дней накоплялись статьи. Кто писал и хотел помещать свои сочинения, тот клал рукопись в назначенный для того ящик одного из столиков, находившихся при кроватях в наших каморах. Желавший мог оставаться неизвестным. По середам вынимались из ящика статьи и сшивались, составляя довольно толстую тетрадь, которая вечером в тот же день, при сборе всех нас, громко прочитывалась. При этом смех и шутки не умолкали. Таких нумеров журнала набралось несколько. Не знаю, что с ними сталось, но в них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда, большей частью, не совсем скромных и не подлежащих печати, как, например: „Уланша“, „Праздник в Петергофе“» и другие».

Цензурных ограничений юнкерский журнал не имел: напротив, обсценная лексика, грубый юмор, даже скабрезность горячо приветствовались. Главным автором, автором на бис – был Михаил Юрьевич Лермонтов. Можно сказать, задолго до публикаций в «настоящих» журналах он обрел неувядаемую поэтическую славу в юнкерской среде. И смею вас заверить: слава была заслуженная, хотя и специфическая, как весьма своеобразны были и сами тексты. На мой взгляд – великолепные. Ни красочные и сочные кавказские поэмы, ни даже красивые утонченные миниатюры с возвышенным слогом, которые он успел уже сочинить (за редким исключением), не идут в сравнение с этими смешными и бесхитростными историями из юнкерской жизни. Литературоведы боятся их как огня. Еще бы! Михаил Юрьевич рифмовал то, что, по общему определению, непристойно. Притом – даже куда непристойнее, чем у мастера непристойностей Баркова. На самом же деле именно эти опыты сочинения на фривольные темы совершенно раскрепостили его поэтическую речь. Он вдруг перестал бояться смешивать высокое и низкое – и речь наконец-то обрела полноту. Я видела опыты публикации этих текстов с купюрами: как только в них появились подмены отдельных слов, а то и целых строчек точками – исчезла вся их прелесть, словно вырезали из них живую душу. Потому что все слова в них стоят на своих местах – как и должно быть в настоящем поэтическом тексте.

Условно эти юнкерские стихи и поэмы можно разделить на две части: стихотворения гомосексуальной направленности (их немного) и живописание щекотливых похождений молодых людей. Прелесть в том, что все они основаны на реальных (или слегка приукрашенных) событиях жизни юнкеров, персонажи даже названы собственными именами (точнее, прозвищами), и это придавало поэмам особую пикантность. В «Оде к нужнику», например, повествующей о юнкерской мужской любви в школьном сортире, выведены друзья Лермонтова по эскадрону. В другом опусе, помеченном заглавной «Т» со звездочками, изображен юнкер Петр Тизенгаузен, известный склонностью к содомии. Острый глаз Лермонтова схватывал детали и делал героев легкоузнаваемыми, а меткие слова точно попадали в цель. Неудивительно, что персонажи этих творений, повзрослев и став именитыми, уважаемыми людьми, ненавидели себя за юношеские слабости и ненавидели Лермонтова – за то, что он эти слабости увековечил.

Поэм о похождениях юнкеров известно несколько: кроме названных Меринским «Уланши» и «Праздника в Петергофе», это также «Гошпиталь» и «Монго».

В «Гошпитале» рассказывается история, случившаяся с юнкерами из-за одной роковой ошибки.

Друзья! вы помните, конечно,Наш Петергофский гошпиталь;И многим, знаю я, сердечноС ним расставаться было жаль.Там, антресоли занимая,Старушка дряхлая, слепаяЖила с усастым ямщиком…Но дело вовсе не о том!Ее служанка молодаяНескромной бойкостию слов,Огнем очей своих лазурныхПленила наших грозных, бурных,Неумолимых юнкеров.И то сказать: на эти очи,На эту ножку, стан и грудьОднажды стоило взглянуть,Чтоб в продолженье целой ночиНе закрывать горящих глаз…

И вот, изрядно выпив, князь Б. (Александр Барятинский) и Лафа (Николай Поливанов) поспорили между собой, кто первый добьется взаимности служанки. И ночью оба отправились «на дело». Князь перепутал расположение комнат и, поднявшись по скрипучей лестнице, набросился на старуху, приняв ее за молодую красотку. Крики старухи разбудили слугу, и тот кинулся на помощь с дубиной в руке. Голый князь под ударами мужика бросился бежать и спрятался за лоханью. И что?

И видит князь: в чуланчик темнойОткрыта дверь – туда скорей.За ним с дубиною огромнойИ со свечей спешит Андрей.В окно сквозь щели ветер свищет,Гнилая утварь на полу…Мужик врага повсюду ищетИ видит: что-то там в углу!Но только неуч размахнулся — Вдруг – точно черт его схватил.Остановился, заикнулсяИ тихо руку опустил.В шинели, с грозною шматиной,Марису обхватя рукой,Пред ним, кидая взгляд орлиной,Стоял Лафа, улан лихой!

…Ужасней молнии небесной,Быстрее смертоносных стрел,Лафа оставил угол теснойИ на злодея полетел;Дал в зубы, сшиб его – ногоюЕму на горло наступил;«Где ты, Барятинский, за мною,Кто против нас?» – он возопил.И князь, сидевший за лоханкой,Выходит робкою стопой,И с торжествующей осанкойЛафа ведет его домой…

На этом история, собственно, и закончилась: слугу послали за ящиком вина, отпраздновали спасение и примирение.

И поутру смеялись, пилиВнизу, как прежде… а потом?..Потом?! что спрашивать? забыли,Как забывают обо всем:Лафа с Марисой разошелся;Князь мужика простил давноИ за разбитое окноС беззубой барыней расчелсяИ, от друзей досаду скрыв,Остался весел и счастлив.

Князь Барятинский, много бедокуривший в молодые годы и даже удостоившийся порицания императора, стал, однако, к старости благопристойным человеком – генерал-фельдмаршалом, генерал-адъютантом, членом Государственного совета. И когда Висковатов пришел к нему за воспоминаниями о Лермонтове, с отвращением ему сказал, что этот Лермонтов – самый безнравственный из известных ему людей и посредственный подражатель Байрона, и зачем вообще собирать материалы для биографии такой личности? Причину этой удивившей биографа ненависти тот понял, лишь прочитав поэму. Князь ничего не простил. И ничего не забыл.

Точно так же не забыл и не простил Лермонтову Дмитрий Бибиков – герой поэмы «Петергофский праздник», написанной с редким юмором и детализированным описанием праздничного Петергофа, где стоял эскадрон. Описание Петергофа (действительно живописное) процитировать можно, все остальное, по большей части, непечатно.

Кипит веселый Петергоф,Толпа по улицам пестреет,Печальный лагерь юнкеровПриметно тихнет и пустеет.Туман ложится по холмам,Окрестность сумраком одета —И вот к далеким небесам,Как долгохвостая комета,Летит сигнальная ракета.Волшебно озарился сад,Затейливо, разнообразно;Толпа валит вперед, назад,Толкается, зевает праздно.Узоры радужных огней,Дворец, жемчужные фонтаны,Жандармы, белые султаны,Корсеты дам, гербы ливрей,Колеты кирасир мучные,Лядунки, ментики златые,Купчих парчевые платки,Кинжалы, сабли, алебарды,С гнилыми фруктами лотки,Старухи, франты, казаки,Глупцов чиновных бакенбарды,Венгерки мелких штукарей…

Толпы приезжих иноземцев,Татар, черкесов и армян,Французов тощих, толстых немцевИ долговязых англичан —В одну картину все сливалосьВ аллеях тесных и густыхИ сверху ярко освещалосьОгнями склянок расписных…Гурьбу товарищей покинув,У моста грустно он стоялИ, каску на глаза надвинув,Как юнкер истинный, мечтал…

Мечтал он, само собой, о женщинах и жаловался сам себе на тяготы юнкерской жизни. И тут почувствовал, что его трогают за плечо. Оглянулся и увидал прекрасное создание – «в плаще и в шляпке голубой, маня улыбкой сладострастной», на него глядела молоденькая продажная девушка. Юнкер хотел ее схватить, она побежала, он ее догнал – дальше понятно. Когда все благополучно завершилось, между ними состоялся следующий разговор: